— Ждешь сигнал?
Я удивленно глянул вверх, пожал плечами.
— Не знаю, о чем вы, Огуст…
— Не знаешь? Ну-ну…
С этими словами он обошел «Калликус», проверил каждый закуток. Скоро вернулся и, обращаясь к часовому, распорядился.
— Глядеть в оба! И не спать. А ты, старый дурень, на боковую!
Мне ничего не оставалось, как только спуститься в кубрик.
* * *
Я поднялся на палубу после того, как мои соседи окончательно окоченели. Тела их стали словно каменные. Вахтенный матрос на корме с трудом сопротивлялся подступающей дреме — пришлось ему помочь. Часовой на палубе уже давно находился в отключке.
В моем распоряжении был час с небольшим прежде, чем Таврис обежит планету и вновь появится на небосводе. Я мысленно окликнул «Быстролетного», и вернослужащий тут же всплыл у борта. Перелезть через поручень и скользнуть в раздвинувшееся, темное, пахнувшее свежеиспеченным хлебом и разлитым пивом отверстие было делом нескольких мгновений. Уже в рубке я засыпал дружка вопросами — как здесь очутился, где попечитель, что произошло?
— Я же тебе объяснял в прошлый раз, — гнусаво и даже с некоторым раздражением откликнулся койс. — Батяня далеко, отсюда не видать. Сунул мне в мозги обломок своей голограммы, а сам нырнул в серое лимбо. Куда отправился, мне не доложил. Может, вновь отправился на Беркту, на приводной централ, может, занялся где-то санитарной обработкой территории. Не одна же секретная база была у архонтов.
Действительно, почему я решил, что только со мной могла случиться подобная история?..
Между тем койс неожиданно прерывисто вздохнул и с затаенной обидой пожаловался.
— А меня, Володя, обстреляли! — голос у аппарата дрогнул. — Хотели живьем взять!..
Я усмехнулся. Представить металлокерамического, до зубов вооруженного, насыщенного самыми удивительными устройствами, разумного и исполнительного вернослужащего неким скрючившимся от горя, оторопевшим от неожиданно свалившейся на него беды, бедолагой, было выше моего разумения. Всерьез воспринять страдания чего-то, напоминающего взгрустнувший самосвал или приунывший отбойный молоток — это был курьез.
— Дело — швах, Серый. Обстреляли пещеру толково, с двух сторон, по высшему разряду. Хорошо, что я успел вовремя выбраться из схрона, нюх пока не утратил. Подняли, как медведя из берлоги. Как только ты со своим придурком-апостолом ушел, чувствую, в местной ауре что-то незримо и неслышно сдвинулось. Чем-то смрадным запахло…Конечно, меня голыми руками не возьмешь, однако решил, безопаснее будет перебраться на новое место. Там затаился, настроился. На прежнем месте оставил датчики. Замаскировал их. Эти появились на рассвете, хотя, что на этой взбесившейся планете считать рассветом, что закатом, ума не приложу. Одним словом, спустя несколько часов, как ты ушел, я обнаружил в распадке чужих. Вот что пугает — поверишь ли, я не смог уловить, как они сумели подобраться к пещере. Появились словно из-под земли…
— Кто они?
— Славные!
— Кто?!
— Ну, эти, из элитных подразделений. Первая группа двумя цепочками перевалила седловину — и к пещере. Выставили перед собой силовой экран, только после этого попытались проникнуть внутрь убежища. Бочком, бочком. Не прошло и пяти минут, как снизу, возле устья лощины появился второй отряд. Этих я издали почуял. Подкатили по тракту на транспортерах, добрались почти до самых развалин. Все в броне, на головах треугольные шлемы, в руках бластеры.
Он воспроизвел знакомые мне места.
Вот таинственный камень, вот ручей, выше — скалы. Вот и неприметное место, где располагался вход в пещеру. Рядом фигурки солдат. Изображение укрупнилось. Славные были в давленных по форме груди и конечностей, радужных панцирях. Ноги и предплечья тоже прикрыты броней, на руках массивные перчатки… Шлемы действительно были треугольные — на плечах громоздилось что-то подобное шестигранной пирамиде. Спереди и сзади грани спускались на грудь и шею, прикрывая горло и затылок.
Первыми пальбу открыли те, что поднялись из лощины — повели огонь из лазерных пульсирующих пулеметов, установленных в башнях бронетранспортеров. Трассы световых зарядов густо легли возле входа в пещеру. Затем за дело взялись снайперы из первой группы. Скоро огонь стих. Славные, выждав с полчаса, осторожно подобрались к пещере, заглянули внутрь, потом долго исследовали что-то в каменной полости. Все их действия были отлично видны: они брали пробы грунта, скалывали камень со стен, замеряли радиоактивный фон…
— Вот тебе и губошлепы! — прокомментировал «Быстролетный». — Вот тебе и придурки!.. Каким образом они сумели выследить тебя? Или это твой апостол донес?
Я пожал плечами. В искренности Суллы я не сомневался, но пути губошлепов неисповедимы. Или, может, не зря после возвращения они заставили меня снять и вручить им сандалии? Но в таком случае выходит, что за мной давным-давно наблюдают, и мое инкогнито — фикция? Выходит, им известно, что я пришел со звезд, и поскольку всякая светлая блестка над головой внушает им неподдельный ужас, а уж сияющая галактика, откуда, по их мнению, исходит смертельная опасность для всей их расы, представляется им царством зла, они смертельно боятся и ненавидят меня!
Но этого не может быть!
Я был совершенно уверен, что вокруг меня нет таких существ, кто испытывал бы ко мне патологическую ненависть, отвращение и ужас. Я бы сразу ощутил страх, тем более, ауру неприязни. Тогда в чем смысл этой игры в кошки-мышки? Эта двойственность в поведении губошлепов высших разрядов представляла самую большую загадку. И это подземелье в замке?
Я поделился с койсом своими сомнениями, потом добавил.
— Послушай, дружище, в сущности, не имеет значения, каким образом местные сумели обнаружить твое местонахождение. Важен итог — мы оба находимся под наблюдением.
— В отношении меня это исключено! — ответил койс.
— Можешь дать гарантию?
— Абсолютно!
— Значит, они пасут меня?
— Тоже сомнительно. Они просто прошли по твоему следу, но, уверяю тебя, ничего не нашли. У них нет никаких оснований полагать, что ты инородец.
— Ну и словечко ты подобрал, дружище!..
— Но ты же воображаешь меня отбойным молотком или предназначенным к списанию самосвалом!..
— Почему предназначенным к списанию?
— Отчего еще могло взгрустнуться самосвалу как не от неминуемого списания и переплавки?
Я растерялся — мне трудно было судить, какие чувства испытывает самосвал, подготовленный к переплавке, но все равно стало весело. С койсом не пропадешь. Койс — весельчак, и недавняя печаль всего лишь минутная слабость. Он с ней быстро справится, не так ли, приятель?
