Как только Сидорчук закончил, послышался голос докладчика Гвозденки:
— Простите, но прошу вас выслушать и мою личную концепцию.
Председатель:
— Говорите, пожалуйста.
Гвозденко:
— В определенной мере я согласен с Альбертиной Яковлевной (наконец-то!). Вероятнее всего, нам никак не обойтись без Международной конференции по SETI. (Как бы туда попасть в качестве спецкорреспондента? Наверное, единственный канал — через Альбертину… Когда начну брать у нее интервью, нужно забросить удочку насчет этого!) Другое дело, где и как проводить конференцию: в том же провинциальном Березове, где не то что интуристовской, а и вообще приличной гостиницы нет, или сразу же зафрахтованным самолетом мы отправимся на острова Фиджи.
Неожиданно послышался голос человека в темных очках. До сих пор он молчал:
— Не Фиджи, а Пасхи…
Гвозденко:
— Простите, я волнуюсь… Немного перепутал: Пасхи… Хоть, как мне докладывали мои зарубежные коллеги, и на Фиджи много таинственного. Сейчас я буду говорить более конкретно. Заметьте, полтергейст — это в определенной мере тест на эмоциональную реакцию человека. Предполагаю, что эти тесты проводятся высокоразвитой цивилизацией. Цивилизация эта не биологическая, а машинная. Вероятность такой цивилизации на нашей земле предсказывал известный астрофизик Шкловский. Передвижение предметов происходит с помощью глюонных цепей*. Машинная цивилизация умеет строить не только глюонные цепи, но и присоединять их к точно избранным ядрам атомов, а также, если потребуется, отключать. Натягивая одни цепи, идущие из силовых баз, и отпуская другие, машинная цивилизация может передвигать все что угодно на любом расстоянии. По глюонным цепям в виде продольных колебаний могут передаваться звуки, тепло, закодированная информация. (Смотри ты, он ведь не дурак и не лыком шит! Далеко пойдет, если такие концепции выдвигает! Тоже придется подлабуниваться…)
______________
* Глюоны — гипотетические виртуальные частицы, которые создают взаимодействие между кварками. Глюонная цепь необычайно сильная, выдерживает температуру до 1012 градусов по Цельсию, может проходить сквозь материю.
Председатель:
— Значит, вы, товарищ Гвозденко, придерживаетесь гипотезы известного ученого Шкловского об уникальности человеческой цивилизации во Вселенной?
Гвозденко:
— Не совсем так… Но в принципе и я считаю, что когда-нибудь машинная цивилизация заменит человеческую. И нам нужно проводить в этом направлении определенную идеологическую обработку населения. Дело в том, что…
В это время перед председателем сам собой приподнялся письменный прибор, выполненный в виде стартующей ракеты и стартового комплекса. Повисев мгновение в воздухе перед носом побледневшего председателя комиссии, прибор, будто на воздушной подушке, медленно поплыл над столом и с неожиданным стуком опустился перед Гвозденкой. Присутствующие, все как один, вздрогнули — не сводили взгляда с прибора, который неподвижно стоял перед Гвозденкой. Что все это могло значить?
Гнетущую тишину нарушил голос человека в темных очках:
— Товарищи журналисты, прошу вас оставить конференц-зал. Дальнейшее заседание нашей комиссии будет проводиться за закрытыми дверями по принципу, который часто применяется в международной практике переговоров: один на один…
Мы все были настолько ошеломлены, что даже не возмутились и не стали уточнять, что это за принцип и как он будет осуществляться в данном случае — молча вышли из конференц-зала. Что происходило там после этого, я не знаю. В печати об этом информации не было. Кстати, так оно и должно быть: когда ведутся переговоры один на один, их содержание в печать не попадает…
Юзик в растерянности.
Люба в отчаяньи. Хуже не будет -
в путь-дорогу к знахарю… Зрелище в Студенке,
которое наводит Юзика на философское раздумье.
Знахарь и его загадочные слова. Возвращение.
Последние легендарные слова Юзика.
Юзик Круговой, тот самый Юзик-хват, который до последнего лета ничего и никого не боялся: ни начальства, которому правду-матку в глаза резал, ни жуликов, ни милиции, который со стеклозавода среди ночи мог мешок хрустальных ваз притащить — вот этот самый Юзик Круговой с августа месяца, как только в хате появился нечистик, начал вдруг бледнеть, чахнуть и вянуть — будто недобрая болезнь прицепилась к человеку и не думала отпускать. И даже усы, те самые усы, на которые до сих пор с гордостью посматривала Люба, которые ей всегда хотелось потрогать, эти усы стали обвисать, опускаться вниз…
То, что аппетит у Юзика пропал, — об этом и говорить не стоит. Часто, когда Юзик находился в хате и слышал шум или грохот, он оглядывался, вздрагивал. И еще, чего раньше не было, Юзик начал выпивать. Да не в гостях, а в одиночестве. Еле притащится грустный домой, сядет за стол, кульнет рюмку-другую, а тогда уже, так и не закусив, уставится немигающим взглядом на счетчик и говорит:
— Ну-тка, друг любезный, покажись мне на глаза… Давай по душам поговорим. Как мужчина с мужчиной. Скажи ты мне, какого тебе хрена от нас нужно? Чего ты со мною в прятки играешь, чего боишься? — А тогда кулаком по столу как стукнет…
Когда Люба все это слышала и видела, у нее волосы поднимались дыбом.
«Скоро в дурдом завезут, в Новинки… Вот так на глазах и с ума сходят… И сделать ничего нельзя. Доказывай потом… Вот беда-то будет… Вот смехотища…» — так думалось Любе всякий раз, когда Юзик начинал разговаривать с нечистиком.
Что еще не давало спокойной жизни Круговым, так это любопытствующие и зеваки, которые наезжали не только со всего Березова, но из-за света. С утра до ночи толпился народ возле двора, некоторые заглядывали в калитку, через забор, а то — и к окнам не стеснялись подкрадываться. Появились какие-то старушки в лохмотьях и с торбами, стояли возле хаты, говорили о близком конце света и все крестились, глядя на окна. А на Юзика с Любой смотрели, как на покойников, временно оставивших могилы… Что люди могли увидеть под окнами? Ничего путного, однако попробуй-ка жить каждый день на театральной сцене, если за каждым твоим жестом и каждым шагом непрошеные глаза подглядывают…
Когда Юзик начисто сбрил усы, Люба чуть было не заголосила, ибо поняла — все, конец приходит… И тогда ей стало ясно: пора самой за дело браться, ибо помощи ни от кого не добьешься: ни от ученых, ни от милиции, ни даже от боевых телевизионщиков, которые перед отъездом поклялись ее в телевизоре показать, да так почему-то и не показали… Может, и придет та помощь, но только тогда, когда уже загнется мужик, пропадет ни за понюшку табака. Не станет Юзика, и что же тогда ей, Любе, делать прикажете? Что это за женщина, когда мужчины в доме нет?
