— Никого я не топлю. Врут они.
— Короче, так. Сейчас ты откроешь дверь. Я зайду, проверю, что да как. И будет ясно, врут или не врут. Мне тоже лишний раз бегать по домам неохота. Давай открывай. Или выламывать придется?
— Будете отвечать, — предупредили из квартиры. — Ордер у вас есть?
— Какой на хрен ордер? Что ты несешь?! Я что тебе, обыск устраивать буду? Не топишь — покажи ванну! Чего хвостом виляешь?
За дверью задумались.
— …Ну? — не выдержал я.
— Соседей позовите. С ними — открою. А то я вас не знаю. Мало ли что. Вот с соседями — открою.
Ах, твою мать! В ярости я рванул дверь на себя. Она выгнулась, но — удержалась на месте.
В квартире сдавленно охнули и быстро-быстро засеменили подальше: бронежилет одеть, вертолет завести.
А я, как одержимый, ломал дверь. Уперся ногой в стену и гонял металлическую преграду туда-сюда. На разносившийся по подъезду гул здравомыслящие соседи предпочитали не реагировать. Время такое.
Когда между дверью и стеной образовалась щель, я просунул в нее пальцы. Действуя предплечьем, как рычагом, налег всем телом. Дверь открывалась медленно, протестующее скрежеща.
Утерев трудовой пот, я перевел дух и вернулся к прерванному занятию. Мама, пусти меня в штангисты!
Не получалось. Никак не получалось. Конечности тряслись от чрезмерных усилий. Неужели все зря? Не-ет, все получится! Тяжело дыша, я опустил ноющие руки, отступил назад — и резким, порывистым движением вырвал замок.
Чебуреки ждали? Чебуреки пришли!
Бабах! В руках хозяина квартиры дернулся, приподнимаясь вверх пистолет. Руки стрелка тряслись так, что попасть в меня, пусть даже с трехметрового расстояния было трудно.
Я даже не обиделся. Вынул опасную игрушку из слабеньких пальчиков, швырнул под трельяж. Потом сгреб хозяина за шиворот и поволок вглубь квартиры.
Парень оказался молодым — лет двадцати пяти. На левой щеке родинка. Волосы черные. Цвет лица — по-зимнему белоснежный. Страшилище, в общем.
Прости, хлопец, но времени на сантименты у меня нет. Пока не приехали ребята с дубинками, я должен с тобой закончить.
Сбегав на кухню, я выплеснул в его лицо стакан воды:
— Как звать?
— А?
— Звать как, говорю?!
— Дима… — пробормотал он, опуская взгляд на мои руки.
Чего он там увидел? Руки как руки.
— Где деньги?
— …
— Дима, если ты сейчас же не отдашь деньги, я тебя убью. Вот этими пальцами, — я показал какими. — Сверну шею, как цыпленку… Понял меня?
Он затравленно кивнул.
— Давай бабки.
Не отрывая от моих кистей взгляда, он полез в ящик комода. Здесь отвлекся, заглянул внутрь и вытащил пачку скрепленных резинкой купюр. Опасаясь приближаться, бросил ее к моим ногам.
— Еще давай! — потребовал я, поддев ногой бумагу.
— Это все. У меня больше нету…
Ладно, живи — пока.
— Сколько здесь?
— Тысяч семь.
— И из-за этого ты людей на иглу сажаешь?! — изумился я.
Он промолчал. А что он мог ответить?
Пробуждение было чудесным. Кошмарных снов сегодня видеть не пришлось, что само по себе было неплохо. Самое время укрепить бастионы хорошего настроения, семью навестить. Насвистывая, я поднялся на ноги, стряхнул с одежды снег.
Как пусто и темно в голове… То есть, я хотел сказать, в окрестностях! До чего ж четко знает местная живность: к этом месту приближаться не стоит. Хоть бы суслик какой пробежал — все б веселее было. Эх, что удивляться, коли сам… Ну, не будем о грустном: я вообще-то домой собирался.
Как бодро признавался популярный певец, «ежедневно сорок две минуты под землей туда-сюда, сюда-туда». Словно про меня написано. Только ходьба меньше времени занимает, да и перемещаться приходится в основном среди заснеженных деревьев, но в целом — верно. Каждый вечер я исправно мотыляюсь до транспортной остановки.
А, впрочем, место выбрано отменное: природа вокруг, речка под боком, пляж. Сейчас, понятно, не сезон, а вот когда настанет лето… я мечтательно улыбнулся. Купаться, да загорать все любят. Вот только понежиться под теплым солнышком вряд ли удастся.
Да что со мной сегодня такое?! Прям день мировой скорби. Непорядок. Между прочим, я проснулся вполне счастливым. Таким и следует остаться!
Через час я жизнерадостно докладывал родителям о получении заработной платы. Вот только часть ее отдал новым друзьям — занимал.
— А что с милицией? — пробасил отец.
— А! Полный порядок: все утрясли, обо всем договорились. Можно жить спокойно.
— Правда, что ли? — неуверенно спросила Надя.
Я задержал на ней суровый взгляд:
— Я тебе когда-нибудь врал?
— Хм! — красноречиво сообщила сестренка.
— Ну… было дело. Зато сейчас — говорю правду.
— Мне-то откуда знать? Я — мысли читать не умею.
— Ладно, успокойся. Все нормально. Правда.
— Кеша, а когда тебя домой отпустят? — спросила мама.
— Трудно сказать. У меня график плотный: тренировка за тренировкой. Днем все по минутам расписано. Зато вечером я свободен. Часа на три. Потому что подъем у нас в шесть утра и, естественно, надо быть на перекличке.
— Ну, а ночью, ты можешь вернуться? — уточнил отец.
— Ну как… — предположив, что транспорт ходить не будет и до убежища придется добираться пешком, я назвал цифру. — Самое позднее в четыре часа утра.
— Ясно.
Батя помрачнел. Видно, понял, что забрать чадо из цепких лап ФСБ ему вряд ли удастся.
— А когда тебе удостоверение дадут? — нагло поинтересовалась Надька.
— Когда обучение закончу, — отрезал я. — Много будешь знать — скоро состаришься.
— Кеша, — укоризненно сказала мама.
— Ах, старушка я, старушка, — притворно вздохнула сестренка.
Вот егоза!
— Смотри, не рассыпься, — посоветовал я.
— Кешка!!
Мама рассердилась. Взглянув на нее, я предпочел замолчать.
— Как вы можете?!! Вы же родные брат и сестра! — ярилась мама. — Пришел на два часа — и уже грызетесь!
Не слушая далее, я поднял голову и подмигнул Наде. Она ответила веселой улыбкой. От мамы ничего не укрылось:
— Да что я вас воспитываю?! Взрослые уже: сами понимать должны!
Я решил оправдаться:
— Мы шутим, мам!
— Шутите…
Было видно, что мама ищет новые гневные слова. Бросила это вредное занятие, махнула рукой:
— Делайте что хотите. Я вам уже все сказала.
Пару секунд все сидели с умным выражением лица.
— Кеш, помоги мне с уравнением, — попросила вдруг Надя.
— А ты в школе чем занимаешься? Почему сама решить не можешь? — вкрадчиво поинтересовался папа.
