Сразу перед глазами его возникло развороченное поле, плиты, уложенные штабелями, и Чибисов, приехавший в составе комиссии, чтобы сделать кое-какие организационные выводы. В самом деле, разве человек, у которого нет ученой степени, может возглавлять лабораторию? Вот вам результат налицо.
«А не послать ли телеграмму, чтоб мои сотрудники проверили? Потом еще на завод… Невозможно. И Чибисов и тот, другой, из лаборатории термогенераторов воспользуются моей неудачей, раструбят по всему институту… Нет, нет… — Курбатов бросился к шкафу и взял оттуда еще одну плиту «К-8». — Я сам ничего не знаю…»
Он долго распиливал ее, чтобы вскрыть выводы от ячеек. Затем, задыхающийся от нервного и физического напряжения, положил плиту на лабораторный стол.
Ячейки слепли.
Курбатов выключил дугу. В лаборатории сразу стало темно, хотя и горел верхний свет. Глядя сквозь синее окошечко на остывающие угли, он сидел, бездумно отдыхая. Наконец боль в глазах утихла, можно было различить на столе и плиту, и приборы, и лабораторный журнал, в который он по привычке записал номера испорченных ячеек.
Чуть скрипнула дверь. Вошла Лидия Николаевна. Платье ее было зеленое, но сейчас после яркого света казалось розовым. Остановившись у порога, она спросила:
— Можно, Павел Иванович?
— Да. — Он откинулся на спинку стула и закрыл глаза.
Лида помедлила, неслышно прошла к столу, рассеянно с места на место переставила пробирки.
— Анализ готов.
— Какой анализ? Ах, этот…
Чувствуя неловкость, Лида хотела было уйти, но Курбатов ее остановил.
— Анализ нужен другой. Садитесь. — Он подвинул ей стул. — Здесь у меня отмечены номера испорченных ячеек, — равнодушно сказал он, водя пальцем по строчкам. — Почти короткое замыкание…
— Отчего?
— Если бы я знал, не утруждал бы вас. Прежде всего необходим полный химический анализ. Затем…
И Курбатов спокойно, собранно, как в давние времена больших невзгод, говорил ей о сущности явления, которое он обнаружил, о том, как можно вынуть из плиты запресованные в них ячейки, тут же написал на листке программу исследований, положил перо и с горечью признался:
— Но выводов мы никаких не сделаем. Материала недостаточно.
Лида поняла, что сейчас беспокоит Курбатова. Положение угрожающее, и только массовым исследованием ячеек можно найти пути борьбы с их болезнью. Это как в медицине, где требуется огромный опыт и массовая проверка лечебных средств.
— Если нужно, исследуем сотни, тысячи ячеек, — говорила Лида. — Возьмем, для начала первые плиты сектора.
Молча Курбатов перевернул тяжелую плиту, и она, как показалось Лиде, тут же превратилась в дикобраза с мягкими проволочными иглами.
— Видите? Пришлось распилить. Провода я целый день припаивал. А много ли сделал? Трудно. Слой серебра очень тонкий. Ничего не выйдет, Лидия Николаевна. — Он пожелал ей спокойной ночи, попросил запереть лабораторию и, понурившись, пошел к двери. — Кстати, — сказал он, обернувшись у порога. — Наш разговор о новой лаборатории считайте несостоявшимся. Простите за легкомыслие.
В другое время Лида бы не удержалась от насмешки. Какой же он ученый, если в себя не верит? А еще мужчина! Разнюнился — проводнички не припаиваются! Но сейчас промолчала, понимая, что дело не в проводничках, а в чем-то гораздо более сложном. Мечта о многих зеркальных полях становилась призрачной, эфемерной. Для Курбатова это было полной неожиданностью и крушением всех надежд. С какой радостью и юношеским задором говорил он Лиде, что в московской лаборатории уже работают над новым применением его фотоэнергетического слоя…
— Представьте себе, Лидия Николаевна, — рассказывал он, прикалывая к чертежной доске бумажный лист и рисуя на нем толстым синим карандашом. — Это вот вагончик трактористов. Видали, наверное, такие? Трактористы привезли с собой большой рулон специально обработанной ткани или пленки, на которой напечатаны — да, да, напечатаны! — фотоэнергетические ячейки со всеми необходимыми соединениями. Рулон этот разматывается прямо на земле и — пожалуйста, походная электростанция готова к работе! Она заряжает аккумуляторы, питает радиостанцию, электроприборы, все что хотите. Такую пленку можно расстелить возле избушки лесника, бакенщика, высокогорной обсерватории, у зимовщиков Арктики, где угодно. Из этой ткани можно шить палатки. Вот она, свернутая, за плечами альпиниста… Поймите, что это значит, когда мы получим миллионы метров фотоэнергетической ткани? В магазинах ее будут резать ножницами, как простую клеенку. Заплатили за десять метров — и у вас уже собственная электростанция, без всяких бензиновых движков и генераторов. Разве это не чудо?
Конечно, чудо. И Курбатов рисовал уже не на бумаге, а взволнованно восторженными словами близкую возможность создания такой пленки. Правда, трудности огромны: пока еще не удается получить прочный фотослой, чтобы он не ломался при свертывании рулона; потом придется повысить полезную отдачу его, — ведь в ячейках не будет термоэлементов, как в плитах «К-8». Но все это не принципиально. Еще два-три года работы, и первые десятки метров фотоэнергетической ткани можно будет послать на дрейфующую льдину для практических испытаний.
— А пока займемся ими на снежных полях возле Высокова. Вас это интересует? — спросил он у Лиды в заключение разговора.
Потрясенная оригинальностью и смелостью его идеи, Лида тогда пробормотала что-то невнятное и весь день ходила под впечатлением курбатовского изобретения. Удивительный он человек! Все ему мало, все он торопится. Ну, подождал бы, пока не решится судьба здешнего зеркального поля. Так нет, он уже загорелся мыслью о северных полях, и пока рассматривается проект высоковской лаборатории, мечтает о рулонах фотоэнергетической пленки. Кто знает, что у него еще в голове?
Сейчас Лиде казалось, что стоит лишь открыть загадку испорченных ячеек, как все мечты Павла Ивановича превратятся в реальную действительность.
Тишина. Все окна закрыты. Уже давно выключена холодильная установка. Жарко. Лида ходила тяжелыми шагами. Тоненько позвякивали пробирки на столе. Подошла к другому, где лежала плита с ослепшими ячейками и, рассматривая тонкий серебряный узор, подумала: «Неужели все зависит от какой-то чепухи, от проволочек, которые не припаиваются. Надо попробовать».
Она поискала в шкафу осколок испорченной плиты, включила самый маленький паяльник и, когда он нагрелся, притронулась залуженным концом к канифоли. Голубоватая струйка дыма заметалась над столом. Подцепив крохотный кусочек олова, Лида попыталась связать его с серебряной полоской на плите, но сколько ни водила паяльником, так ничего и не добилась. Серебряный слой протерся, пластмасса под ним вспучилась, а капелька олова упрямо не хотела прилипать.
