Ознакомительная версия.
Отель «The Westin Excelsior»
Италия, Рим, 14 декабря, вторник, 02:07 (время местное)
В начале было слово.
Все начинается так: со слов, с разговоров. Мы говорим и слушаем. А еще мы смотрим в глаза и читаем интонации, жесты. Мы слушаем, что говорят, а слышим — как говорят. Ищем, что стоит за речами, думаем, можно ли верить. Словам. Словам, которые нам говорят. Можно ли верить тому, кто говорит? Мы пытаемся прочесть его мысли, его душу, его Я. Изучаем. Проникаем глубже и глубже, находим потаенный смысл слов, начинаем смотреть на собеседника другими глазами… и, бывает, неожиданно понимаем, что не хотим больше изучать. Что исчезли подозрительность и настороженность с которых начиналось знакомство, и мы верим его словам. Чтобы ни сказал — верим.
И его голос становится самым приятным в мире, его интонации и жесты — родными, мы знаем, как он произнесет ту или иную фразу, как улыбнется, как нахмурит брови, как веселится и как сердится, как думает и как любит…
Бывает, изучив кого-то, ты вдруг понимаешь, что не можешь без него жить.
Бывает.
В Риме Захар Треми всегда останавливался в «The Westin Excelsior», в шестиэтажном отеле, украшенном кокетливой башенкой. Правда, некоторые друзья считали здание помпезным, вычурным, но Захар возражал, отвечая, что глупо жить в чем-то современном, стеклянно-бетонном, неспособном передать дух Вечного города. «Сердце любого города в камне. На нем следы, на нем кровь, на нем время. О чем могут рассказать новостройки? Какую тайну раскрыть? Чем удивить? В номере современного отеля нельзя увидеть сон о прошлом…» С такими аргументами трудно спорить.
Но существовала еще одна причина, по которой Треми всегда выбирал «The Westin Excelsior»: в виду некоторых обстоятельств, отель оказался наиболее удобен для тайных встреч.
— Весь клан гадает, отчего я стала такой примерной.
— Приходят и спрашивают? — шутливо поинтересовался Захар.
— Конечно, нет. — Клаудия улыбнулась. — Сплетничают. Обо мне ходит много сплетен.
Подданные всесильного барона Бруджа не отказывали себе в удовольствии обсудить бурную личную жизнь дочери сюзерена, и искренне недоумевали, почему два последних месяца обошлись без скандальных развлечений и странных любовников. Столь длительная пауза настораживала любителей почесать языком, заставляла выдвигать самые невероятные гипотезы, которые, благодаря хорошей работе службы внутренней безопасности, сразу же становились известны Клаудии.
— Масаны боятся, что тебе все наскучило?
— Осторожно надеются, что я повзрослела. — Девушка закрыла глаза. — А в основном предполагают, что отец решил выдать меня замуж, связать кого-то из истинных кардиналов династическим браком.
Очень характерная сплетня. Сто-сто пятьдесят лет назад даже записной враль счел бы подобное предположение чересчур фантастичным.
— Всем надоели раздоры.
— Да…
Клаудия тихонько вздохнула, замолчала. Захар лежал на спине, одной рукой он обнимал девушку, другую заложил за голову, и с удовольствием разглядывал отражение любимой в закрепленном над кроватью зеркале. Изящная фигура: тонкие ноги, узкие бедра, небольшая грудь, ломкая линия плеч. Клаудия казалась хрупкой, но первое впечатление обманывало: ей нравилось играть в манерность, скрывать внутренний стержень за показной слабостью. На узком лице — огромные глаза, в обрамлении длинных, пушистых ресниц, остренький, чуть вздернутый носик, тонкие губы, те, кому доводилось видеть барона Бруджу, с трудом верили, что красавица — его дочь.
— Почему ты заговорила о слухах? — негромко спросил Треми. — Смущает, что в клане узнают о нас?
На губах девушки появилась легкая улыбка:
— Не узнают. Хотя… — Она стала чуть серьезнее. — Такая новость взорвет клан.
— Сейчас — взорвет, — уточнил Захар.
Он поймал себя на мысли, что мечтает о дне, когда сможет публично назвать Клаудию своей женщиной. Нет — своей женой. Избранницей. Что сделает все, чтобы их красивые, но секретные свидания остались в прошлом, и они смогли жить вместе. Просто жить вместе. В одном доме.
Саббат и Тайный Город, два полюса семьи Масан, между которыми протянулись кровавые меридианы гражданской войны. Сотни лет назад вампиры разделились на тех, кто принял Догмы Покорности, и тех, кто продолжил свободную жизнь в ночи, не признавая власти Великих Домов. Клаудия была дочерью барона Бруджа, истинного кардинала, стоявшего у истоков Раскола. Захар — сыном Силы Треми, безжалостно истреблявшего отступников по приказу Темного Двора. Стоит ли говорить, как бы отреагировали рядовые масаны, узнай они об их связи?
Девушка потерлась щекой о плечо Треми.
— Иногда мне кажется, что те, в ком нет сумасшедшинки, не способны быть счастливыми.
— Почему?
— Слишком пресная жизнь.
— Они видят в этом счастье. Спокойствие и благополучие. Все предсказуемо, все предусмотрено, все рассчитано.
— Тишина и покой.
— Ага.
— Как на кладбище.
Захар потянулся, взял с тумбочки бокал с токайским, сделал маленький глоток белого полусладкого вина. Очень необычный выбор для масана, ибо члены семьи традиционно предпочитали красную виноградную кровь, плотную, терпкую — Треми и здесь умудрялся отличаться от других.
Задумчиво повертел бокал в руке:
— Разве ты этого не хочешь?
— На кладбище?
Язвительная. Характер, откровенно говоря, не сахар. Упрямая. Высокомерная.
Любимая.
Захар улыбнулся.
— Разве ты не хочешь спокойствия?
— Тихой и благополучной жизни?
— Вместе со мной.
— Видеть твою физиономию каждое утро?
— Просыпаться в моих объятиях.
— Наблюдать, как уходит острота восприятий, и ты теряешь ко мне интерес?
— Знать, что я всегда, чтобы ни случилось, буду рядом.
— Ты объясняешься в любви?
— Я…
— Молчи. — Клаудия приподнялась, ловким движением оказалась сверху, руками уперлась в широкие плечи Захара. — Не надо слов. Сейчас, пожалуйста, не надо.
Треми бросил бокал. Пушистый ковер не позволил стеклу разбиться, намок, впитав вылившееся вино, но какое им было дело до упавшего бокала? Захар и Клаудия целовались.
Сердце масана бьется медленно, его кровь холодна, но кто сказал, что под ледяным панцирем не может бушевать раскаленный вулкан? Кто сказал, что холод крови то же самое, что холод сердца?
И когда холодные ладони Захара скользили по холодной груди Клаудии, и когда ее холодные руки оплетали его холодную шею, и когда соединялись в поцелуе холодные губы, и когда они не могли сдержать стон, когда кричали, наслаждаясь чарующим ощущением полного соития, когда двое превращались в одно целое, когда ничто под Луной не могло оторвать их друг от друга… В каждое из этих мгновений, в каждый миг, холодные масаны пылали так, что позавидовал бы любой вулкан, позавидовало бы ненавидящее их Солнце.
Ознакомительная версия.
