— Я полагаю, ваше желание поблагодарить меня никак не связано с приездом полиции?
Шаги были уже совсем рядом. В дверях показался полицейский патруль. За ним появился Дженкинз, который и спросил:
— Вы в порядке, мистер Стивенс?
— Что здесь происходит? — спросил офицер.
Стивенс повернулся и посмотрел на молодую женщину.
— Может быть, эта леди сможет вам все объяснить.
Она покачала головой:
— Не знаю, почему вас вызвали. Видимо, кто-то это сделал по ошибке.
Стивенс моргнул. Он был поражен.
— По ошибке! — воскликнул он.
Она внимательно посмотрела на него. Ее зеленые глаза были сама невинность.
— Я не знаю, что, как вы предполагаете, здесь произошло, но мы совершали здесь свой обряд, и вдруг, — она повернулась к полицейскому, — этот джентльмен начал колотить в дверь, — и она указала на Стивенса.
— Обряд! — произнес офицер, оглядывая комнаты и каменные статуэтки божеств с выражением понимания ситуации, во всяком случае, какой она ему рисовалась. Стивенс мог себе представить, что тот сейчас обо всем этом думает, и не винил его. Он сам был настолько удивлен ложью, что ему хотелось скорее со всем этим покончить. И тем не менее он объяснил, что, по его мнению, он слышал, как ее били хлыстом.
Патрульный офицер повернулся к ней:
— Что вы скажете на это, мадам?
— Это ошибка. Это был всего лишь обряд. — Она пожала плечами и с явной неохотой признала: — Я все же полагаю, что у мистера Стивенса были некоторые основания предположить то, о чем он упомянул.
Стивенсу было ясно, что инцидент исчерпан. Полицейский спросил у него, хочет ли он предъявить обвинения, но было ясно, что это вопрос формальный. Без показаний жертвы все это было лишь пустым звуком.
А девушка положила конец некоторой его нерешительности, спросив:
— Я могу идти?
Она даже не стала ждать разрешения, а просто проскользнула мимо них в коридор. Стук ее каблучков замер в отдалении.
Дженкинз тоже двинулся к выходу:
— Мне лучше вернуться к лифту.
И полицейский не стал задерживаться. Оставшись один, Стивенс внимательно оглядел комнату, пытаясь понять, что же здесь в действительности происходило. Теперь, когда он обдумал все, что он услышал, это ему показалось какой-то чушью. Каменные изваяния древних божеств взирали на него своими каменными глазами. Он стоял посреди мертвой тишины. Неожиданно он вспомнил, что коротышка, который открыл дверь, ждал кого-то еще, и этот кто-то был такого же роста, как Эллисон Стивенс, потому что коротышка принял его за этого другого. Похолодев, Стивенс выглянул в коридор. Но его торопливый взгляд никого не обнаружил.
Он снова вошел в офис. Уже нажал было на выключатель у двери, когда вдруг его взгляд упал на сумочку женщины, которая осталась лежать у стола, там, где валялось ее меховое пальто. Он решительно подошел к столу и поднял сумочку, повертел ее в руках и открыл. Он нашел, что искал, — имя владелицы: Мистра Лэннет.
Еще раз он оглядел неряшливую комнату «Мексиканской торговой компании». И вдруг к нему вернулась одна мысль, одна услышанная фраза. Какие события внутренней или внешней политики могли заставить группу избить хлыстом одного из членов своей секты из-за упоминания об атомной войне?
Нахмурившись, Стивенс отнес сумочку в свой офис и спустился в лифте на нижний этаж.
— Едете к Таннахиллам? — спросил Дженкинз.
Стивенс будто вновь вернулся на землю и сразу подумал о том, что Дженкинз почему-то уже знает о возвращении домой молодого Таннахилла.
Очень осторожно он сказал:
— А зачем мне туда ехать?
— А вы что, не слышали?
— Слышал о чем?
— Убийство.
У Стивенса екнуло сердце при мысли, что Таннахилл может быть убит.
— О, Боже! — вырвалось у него, но прежде, чем он успел что-нибудь спросить, Дженкинз продолжил:
— Полиция обнаружила в одном из старых колодцев позади дома негра-сторожа.
— Ого! — Стивенс сначала почувствовал облегчение, но тут же нахмурился, когда вспомнил суть телеграммы от Пили. Он взглянул на часы. Половина первого. Вряд ли подходящее время, чтобы представиться наследнику Таннахиллов.
Выйдя на улицу, он дошел до угла, откуда он столько раз смотрел на Большой дом. Прошло некоторое время, прежде чем контуры дома четко вырисовались в ночном небе над черной громадой горы, на которой он стоял. Свет в доме был погашен. Удовлетворенный тем, что в доме и вокруг него все спокойно, он подошел к машине.
Приехав домой, он пошел прямо в спальню, но по дороге задержался у дверей комнаты экономки, чтобы сказать ей, что завтракать будет рано. Дверь была приоткрыта, и он вспомнил, что отпустил ее на две недели повидаться со своими. Она уехала позавчера.
Стивенс надел пижаму и халат и чистил зубы, когда услышал три отрывистых звонка, в замке входной двери повернулся ключ. Дверь распахнулась, и через нее проскользнула Мистра Лэннет. Она тяжело дышала. Захлопнув дверь, она заперла ее на засов. Потом повернулась к Стивенсу.
— Я не могла ждать, — выдохнула она. — Они гонятся за мной по пятам. Выключите свет, закройте заднюю дверь и все запасные выходы и позвоните в полицию.
Он, должно быть, реагировал не так быстро, как надо бы, потому что она проскочила мимо него, и он услышал, что она уже на кухне. Послышался ясный щелчок закрываемой задвижки. Этот звук будто разбудил Стивенса. Он запер выход во двор из спальни и смежного с ней кабинета. Он наткнулся на нее, когда она выходила из второй спальни. Она прошмыгнула мимо и начала повсюду выключать свет, и меньше чем через минуту, конечно с его помощью, они оказались в темноте. И все же она на какую-то долю мгновения понимала быстрее чем он, что нужно делать.
Стоя в темноте, он уже слышал, как она медленно набирала какой-то номер. Молчание.
— Телефон не работает, — голос ее напрягся. — Кажется, линия не работает. Они перерезали провода.
Затем последовала долгая пауза.
Наконец, она сказала мягко:
— Вы не можете помочь мне? У меня рана от игольчатого луча — мне больно.
В густой темноте гостиной Эллисон Стивенс пытался понять, где стоит диван. Игольчатый луч! Что бы это могло значить?
— Где вы? — спросил он.
— Я лежу на полу, — ответила она тихо.
Стивенс опустился на колени рядом с ней. Он вдруг почувствовал напряженность момента. Темнота, давившая со всех сторон, усиливала впечатление какого-то кошмара. Он представил себе, что с обратной стороны двери стоят люди, готовые ворваться в дом.
В одно мгновение эта мысль будто повернула всю ситуацию. В нем опять зашевелилось чувство нежелания ввязываться не в свое дело. И ужас сменился слепым, всепоглощающим гневом.
