Отобранный нож покоился на ладони Говарда, и тот водил подушечкой большого пальца по лезвию.
— Вот и сувенир на память. Бедная старая Англия! Во что ты превратилась? Никакого почтения к гостям. Слушай, у тебя кровь!
Андрей коснулся виска. Смотри-ка, зацепили, а он и не понял кто и когда.
— Заживет.
К ним подошел бармен. По его потной лысине бегали «зайчики» от неоновых ламп. Не было похоже, что он хоть сколько-нибудь переживает по поводу случившегося. Напротив, он лучился довольством, однако все же посчитал нужным сказать: «Надо бы полицию вызвать», — дав понять, что до телефона так и не добрался.
— Полицию?
Говард и Андрей переглянулись. Потом посмотрели по сторонам. Особого ущерба заведению драка не нанесла. Порванная сеть на стене, но в ней и так дыра на дыре. Расколотая цепью столешница. Разбитые стеклянные бокалы и помятые оловянные кружки. Ну, еще гравюра слетела со стены, рамка лопнула, стекло пошло трещинами.
— Во сколько вам обойдется учиненный этими хулиганами… — Баро сделал многозначительную паузу, — разгром?
— У меня страховка. — Влажные губы бармена сложились в улыбку.
— А все-таки?
Бармен закатил глаза и назвал сумму. На взгляд Андрея — астрономическую. Он хотел возмутиться, но американец жестом остановил его. Вытащил бумажник. Выудил из него кредитную карточку.
— Половину. Но сейчас.
Бармен запричитал, а рука уже тянулась, пальцы уже шевелились. Взяв карточку, он поспешил к компьютеру у кассы, мимоходом потрепав по щеке глотающую слезы официантку. Та разревелась еще пуще.
Проверив платежеспособность клиента, бармен провел необходимую операцию по переводу денег, вернул карточку и предложил, мстительно потирая руки:
— А может, стукнем в участок? Пусть заловят. Давно пора проучить мерзавцев.
— Не стоит, — отмахнулся американец. — И так хорошая наука.
— Тоже верно, — кивнул бармен. — Как насчет пива за счет заведения?
Они не стали отказываться и через минуту получили по полной кружке.
Официантка успела не только прийти в себя, но и подкраситься. Она восхищенно взирала на победителей и, похоже, была не прочь завести знакомство с возможными последствиями. Она усердно крутила бедрами, а когда устанавливала кружки на стол, наклонилась так, что стали видны внушительных размеров прелести, упрятанные под блузкой с низким вырезом.
Баро не проявил к обладательнице роскошного бюста ни малейшего интереса. Андрей тоже остался индифферентен. В данный момент пиво — лучше. Даже если оно уступает «Будвайзеру», а по мнению Андрея, и «Балтике № 6».
Опустошив кружки, они поднялись. Пресекая возражения, Андрей взял три сумки, Говард — все остальное, и они вышли из паба.
Недавние сумерки сменила подсвеченная рекламными огнями ночь. Накрапывал дождь.
— К чему нам это? — искоса взглянув на спутника, сказал Баро. — Полицейские везде одинаковы — что у вас, что у нас, что в Англии. Им бы только бумаги строчить. Что? Как? И не превысили ли вы, господа, степень необходимой самообороны? Не спутали ли, часом, невинных младенцев с врагами рода человеческого? Начнем объясняться, только время потеряем. А если журналисты пронюхают, такое начнется, хоть святых выноси. Тебе это нужно, Андрей? Мне — нет.
— И мне. Но бармена ты зря так ублажил. Можно было и скостить.
— Зачем? Что я, немец какой, чтобы торговаться? Да и деньги небольшие.
«Это для тебя небольшие», — подумал Андрей.
Они вышли на площадь, находившуюся метрах в ста от ворот, ведущих в гавань Плимута. Отсюда было видно, какая там царит суматоха. Мелькали люди, шныряли грузовички с яркими надписями на бортах. До самой последней минуты сюда будут что-то привозить, скидывать на асфальт причала, бережно передавать из рук в руки. По правилам соревнований никто посторонний не должен ступить на борт яхты-участницы до самой Америки, равно как ничто не может быть принято яхтсменом: ни новый парус, ни запасной аккумулятор, даже кусок хлеба, и тот под запретом. А примешь — прощайся с гонкой: выбываешь! Вот и запасаются люди.
— Спасибо, Андрей. Разгружайся. Тут я сам.
Говард переместил пакеты в подмышки, ухватил сумки:
— До встречи!
— Увидимся!
Американец, кособочась, направился к гавани. Андрей проводил его взглядом.
Как ни приглаживай, все равно видно. Андрей достал из походной аптечки бактерицидный пластырь телесного цвета и укрыл под ним ссадину. Подумал без сожаления: «Правильно, что проучили поганцев. А еще правильно, что полицейских в известность не поставили. Баро прав, они все одинаковые. И везде. Одинаково въедливые. Даже лучшие из них».
Еще до армии Андрей имел возможность убедиться в этом.
Лейтенант устало горбился над обшарпанным столом. Посмотрел скучающе:
— Значит, это ты его.
— Я.
— Зря.
— Почему?
Лейтенант откинулся на спинку. Он сделал это слишком резко, стул качнулся, и милиционер приложился затылком к стене.
— Потому что надо знать, кого бить, когда и где.
— Я место не выбирал. Время тоже.
— До крови-то зачем?
— Сам виноват. Я его водкой не поил, на девчонку не затаскивал и юбку ей рвать не помогал.
— Ну, кто виноват, это мы разбираться будем.
— А вы, похоже, уже разобрались.
Лейтенант коснулся рукой затылка и поморщился:
— Значит, ты шел через парк. Услышал крик. Потом увидел, как незнакомый тебе гражданин выясняет отношения с незнакомой тебе девушкой.
— Он пьяный был. Он ее изнасиловать хотел!
— Ну, это еще доказать надо — хотел или она его подзадоривала, а потом раздумала, сопротивляться стала. В общем, как честный человек, ты вмешался, решил успокоить мужчину. Он успокаиваться не захотел, стал нецензурно выражаться и попер буром. Тогда ты к его физиономии и приложился. Но не рассчитал силы и в результате сломал гражданину челюсть. Правильно излагаю, не путаю?
— Правильно. Так все и было. Да вы у девчонки спросите, она подтвердит.
— Ничего она не подтвердит.
— То есть как?
— Так. Отказалась она заявление писать.
— Почему?
— Ну что ты заладил: как да почему? Опытная, видать, не хочет неприятностей.
— Теперь-то какие неприятности? Все позади.
— Э-э, пацан ты совсем. Все еще впереди! Допросы, суд, не дай бог, экспертизы. Ей такая слава ни к чему. Да и мужчина этот не вечно будет в больнице лежать, выйдет, начнет претензии предъявлять, а не он сам, так дружки его. Те ждать не станут, завтра и заявятся. Короче, заявления нет и не будет. И показаний она не даст. Как сейчас твердит, так и будет твердить: знать ничего не знаю, оставьте меня в покое, иначе я жаловаться буду! Других свидетелей тоже нет, а патруль только к шапочному разбору явился.
