— А представьте себе, — сказал Лэннинг, — что никакой дилеммы не существует. Что машину «Консолидейтед» вывела из строя другая задача или что это была чисто механическая поломка.
— Все равно мы не можем рисковать, — настаивала Сьюзен Кэлвин. Вот что! С этого момента пусть никто и близко не подходит к Мозгу. Я буду дежурить у него сама.
— Хорошо, — вздохнул Лэннинг. — Дежурьте. А пока пусть Мозг строит свой корабль. И если он его построит, мы должны будем его испытать.
Он задумчиво закончил:
— Для этого понадобятся наши лучшие испытатели.
Майкл Донован яростно пригладил рыжую шевелюру, даже не заметив, что она немедленно вновь встала дыбом.
Он сказал:
— Хватит, Грег. Говорят, корабль готов. Неизвестно, что это за корабль, но он готов. Пошли, Грег. Мне не терпится добраться до кнопок.
Пауэлл устало произнес:
— Брось, Майк. Твои шуточки вообще не поражают свежестью, а здешний спертый воздух им и вовсе не идет на пользу.
— Нет, послушай! — Донован еще раз тщетно провел рукой по волосам. — Меня не так уж беспокоит наш чугунный гений и его жестяной кораблик! Но у меня пропадает отпуск! А скучища-то какая! Мы ничего не видим, кроме бород и цифр. И почему нам поручают такие дела?
— Потому что если они нас лишатся, — мягко ответил Пауэлл, — то потеря будет невелика. Ладно, успокойся. Сюда идет Лэннинг.
Действительно, к ним направлялся Лэннинг, Его седые брови были по-прежнему пышными, а сам он, несмотря на годы, держался все так же прямо и был полон сил. Вместе с испытателями он молча поднялся по откосу на площадку, где безмолвные роботы без всякого участия человека строили корабль.
Нет, неверно! Построили корабль!
Лэннинг сказал:
— Роботы стоят. Сегодня ни один не пошевелился.
— Значит, он готов? Окончательно? — спросил Пауэлл.
— Откуда я знаю? — сварливо ответил Лэннинг. Его брови так сдвинулись, что глаз стало совсем не видно. — Кажется, готов. Никаких лишних деталей вокруг не валяется, а внутри все отполировано до блеска.
— Вы были внутри?
— Только заглянул. Я не космонавт. Кто-нибудь из вас разбирается в теории двигателей?
Донован взглянул на Пауэлла, тот — на Донована. Потом Донован ответил:
— У меня есть диплом, сэр, но, когда я его получал, гипердвигатели или навигация с искривлением пространства никому еще и не снились. Обходились детскими игрушками в трех измерениях.
Альфред Лэннинг поглядел на него, недовольно фыркнул и ледяным тоном произнес:
— Что же, у нас есть специалисты по двигателям. Он повернулся, чтобы уйти, но Пауэлл схватил его за локоть.
— Простите, сэр, вход на корабль все еще воспрещен?
Старик постоял в нерешительности, потирая переносицу.
— Пожалуй, нет. Во всяком случае, не для вас двоих.
Донован проводил его взглядом и пробормотал короткую, но выразительную фразу. Потом он повернулся к Пауэллу.
— Жаль, что нельзя сказать ему, кто он такой, Грег.
Пошли, Майк.
Едва заглянув внутрь, они поняли: корабль закончен. Человек никогда не смог бы так любовно отполировать все его поверхности, как это сделали роботы.
Углов в корабле не было: стены, полы и потолки плавно переходили друг в друга, и в холодном металлическом сиянии скрытых ламп человек видел вокруг себя шесть холодных отражений своей собственной растерянной персоны.
Из главного коридора — узкого и гулкого — двери вели в совершенно одинаковые каюты.
— Наверное, мебель встроена в стены, — сказал Пауэлл. — А может быть, нам вообще не положено ни сидеть, ни спать.
Только последнее помещение, ближайшее к носу корабля, отличалось от остальных. Здесь в металлической стене было прорезано повторяющее ее изгиб окно из неотражающего стекла, а под ним располагался единственный большой циферблат с единственной неподвижной стрелкой, стоявшей точно на нуле.
— Гляди! — сказал Донован, показывая на единственное слово, видневшееся над мелкими делениями шкалы.
Это слово было «парсеки», а у правого конца дугообразной шкалы стояла цифра «1000000».
В комнате было два кресла — тяжелые, широкие, без обивки. Пауэлл осторожно присел и обнаружил, что кресло соответствует форме тела и очень удобно. — Ну, что скажешь? — спросил Пауэлл. — Держу пари, что у этого Мозга воспаление мозга. Пошли отсюда.
— Неужели ты не хочешь его осмотреть? — Уже осмотрел. Пришел, увидел и ушел.
Рыжие волосы на голове Донована ощетинились. — Грег, пойдем отсюда. Я увольняюсь. Я уже пять секунд как не состою служащим фирмы, а посторонним вход сюда воспрещен.
Пауэлл снисходительно улыбнулся и погладил усы.
— Ладно, Майк, закрой кран и не выпускай в кровь столько адреналина. Мне тоже вначале было не по себе, но теперь все в порядке.
— Все в порядке, да? Это как же все в порядке? Взял еще один страховой полис?
— Майк, этот корабль не полетит.
— Откуда ты знаешь?
— Мы с тобой обошли весь корабль, верно?
— Да, как будто.
— Поверь мне, весь. А ты видел здесь что-нибудь похожее на рубку управления, если не считать вот этой каютки с единственным иллюминатором и единственной шкалой в парсеках? Ты видел какие-нибудь ручки?
— Нет.
— Двигатель ты видел?
— Верно, не видел!
— То-то. Пойдем, Майк, доложим Лэннингу. Чертыхаясь и путаясь в коридорах, выглядевших совершенно одинаковыми, они направились к выходу и в конце концов выбрались в короткий проход, который вел их к выходной камере. Донован вздрогнул.
— Это ты запер, Грег?
— И не думал. Нажми-ка на рычаг! Рычаг не поддавался, хотя лицо Донована исказилось от натуги. Пауэлл сказал:
— Я не заметил никаких аварийных люков. Если что-то здесь неладно, им придется добираться до нас с автогеном.
— Ну да, а нам придется ждать, пока они не обнаружат, что какой-то идиот запер нас здесь, — вне себя от ярости добавил Донован.
Вернемся в ту каюту с иллюминатором. Это единственное место, откуда мы можем подать сигнал. Но подать сигнал им так и не пришлось.
Иллюминатор в носовой каюте был уже не небесно-голубым. Он был черным, а яркие желтые точки звезд Оговорили о том, что за ним космос.
Два тела с глухим стуком упали в два кресла.
Альфред Лэннинг встретил доктора Кэлвин у своего кабинета. Он нервно закурил сигару и открыл дверь.
— Так вот, Сьюзен, мы зашли очень далеко, и Робертсон нервничает. Что вы делаете с Мозгом?
Сьюзен Кэлвин развела руками.
— Торопиться нельзя. Мозг стоит дороже, чем любая неустойка, какую нам придется заплатить.
— Но вы допрашиваете его уже два месяца.; Голос робопсихолога не изменился, и все-таки в нем прозвучала угроза:
