- Я должен откланяться, сэр. Ее светлость спустится ровно в семь, так же как майор Хэддок и остальные гости.
Он испарился, оставив после себя в воздухе липкий сырой туман.
В начале восьмого я вошел в гостиную, и ослепительная леди Тертон встала, чтобы приветствовать меня.
- Я не была уверена, что вы приедете, - сказала она переливчатым, незабываемым голосом. - Простите, как вас зовут?
- Боюсь, что я поймал вас на слове, леди Тертон. Надеюсь, мой грех не слишком велик.
- Нет, в этом доме сорок семь спальных комнат. А это мой муж.
Невысокий человек вышел из-за ее спины со словами:
- Поверьте, я искренне рад вас видеть.
Он тепло улыбнулся, и, пожимая руку, я ощутил дружелюбие в касании его пальцев.
- А это Кармен ля-Роза, - перебила леди Тертон.
Женщина была сложена мощно и имела такой вид, как будто привыкла управляться с лошадьми. Она кивнула мне и не протянула руки, хотя я уже подал свою. Мне пришлось перенаправить движение: я вытащил носовой платок и высморкался.
- Простужены? - поинтересовалась Кармен ля-Роза. - Берегите себя.
- А это Джек Хэддок.
Его я знал. Он "возглавлял", что бы под этим ни подразумевалось, различные фирмы и был принят в обществе. Я несколько раз писал о нем в хронике, но не любил его. Я не люблю людей, щеголяющих военными чинами в обычной жизни, особенно полковников и майоров. В обеденном жилете, с мясистым лицом, густыми бровями и белозубым ртом, он обладал до непристойности яркой мужской красотой. В улыбке он приподнимал верхнюю губу и обнажал зубы. Смуглую, поросшую шерстью руку он протянул мне с улыбкой:
- Надеюсь, вы о нас напишете что-нибудь хорошее в вашей хронике.
- Да уж, - сказала леди Тертон, - а не то я напишу о нем что-нибудь плохое прямо на первой странице у себя.
Я рассмеялся, но все трое уже отвернулись и отошли к дивану. Джелкс подал мне коктейль, и сэр Бэзил увел меня в другой конец комнаты, чтобы спокойно поговорить. То и дело жена окликала его с распоряжениями - еще бокал мартини, сигарету, пепельницу, платок. Он привставал, но бдительный Джелкс перехватывал его движение и подносил требуемое сам.
Джелкс откровенно любил хозяина и откровенно ненавидел его жену. Всякий раз, когда он оказывал ей услугу, он выпускал брезгливую морщину на нос и сжимал губы в подобие индюшачьей гузки.
За столом хозяйка поместилась между майором Хэддоком и ля-Розой, благодаря чему мы с сэром Бэзилом сели на противоположном конце стола и продолжали приятную беседу про живопись и скульптуру. Майор Хэддок не скрывал, что страстно влюблен в хозяйку, и хоть мне противно об этом говорить, но сомневаться не приходилось - мадам ля-Роза охотилась за той же дичью.
Хозяйка пребывала в упоении от сложности дурацкой интриги, но муж видел все в ином свете. Он неотрывно следил за ними и часто терял нить нашего разговора, спотыкался на полуслове и с грустью останавливал взор на черноволосой красавице с раздутыми яркими ноздрями. От него не укрылось ни ее возбуждение, ни то, как она накрывала ладонью руку майора, ни тон, которым женщина с повадками конюха выпевала:
- Ната-ли-я! Послушайте же меня, Ната-ли-я!
Я спросил:
- Завтра проведете меня по парку, покажете мне скульптуры?
- О, - сказал он, - с удовольствием.
Он снова жалобно и умоляюще посмотрел на жену. Он был столь мягок и деликатен, что и сейчас в нем не чувствовалось ни гнева, ни малейшей опасности, что он взорвется или устроит скандал.
После обеда мне приказали занять место за ломберным столиком в паре с Кармен ля-Розой против майора Хэддока и леди Тертон. Сэр Бэзил вернулся на диван с книжкой.
Игра была стандартной и скучной. Джелкс только постоянно мешал. Он беспрестанно сновал вокруг, приносил коктейли и выносил пепельницу и не спускал глаз с наших рук. Он был близорук и вряд ли многое различал, так как - не знаю, известно ли вам, - в Англии ни один дворецкий не носит ни очков, ни, между прочим, усов. Правило золотое, не подлежащее обсуждению и очень разумное. Бог знает, правда, откуда оно взялось. По-видимому, усы придали бы дворецкому внешность джентльмена, очки же - американца. Что стало б с нами тогда? Так или иначе, Джелкс все время мешал играть, он и ее светлость тоже. Ее без конца звали к телефону по поводу газетных дел.
В одиннадцать она глянула поверх карт и сказала:
- Бэзил, тебе пора спать.
- Хорошо, дорогая.
Он закрыл книгу, встал и постоял рядом с нами.
- Хорошая игра? - спросил он.
Никто не обернулся, и я ответил:
- Да, очень хорошая.
- Ну и прекрасно. Джелкс остается, он будет приносить вам все, что понадобится.
- Джелкс тоже пускай идет, - сказала жена.
В тишине сопел майор Хэддок, мягко ложились карты и шаркал Джелкс.
- Может быть, мне лучше остаться, миледи?
- Нет. Отправляйтесь спать. Ты тоже, Бэзил.
- Хорошо, дорогая. Покойной ночи. Покойной ночи всем.
Джелкс открыл ему дверь и вышел за ним.
Кончив очередной роббер, я сказал, что хотел бы лечь.
- Отлично, - откликнулась леди Тертон. - Покойной ночи.
Назавтра, в воскресенье, я проснулся около десяти часов, оделся и спустился к завтраку. Сэр Бэзил уже сидел за столом, а Джелкс подавал ему почки, жаренные на рашпере, бекон и жареные томаты. Он мне обрадовался и предложил после еды обойти парк. Я отвечал, что мог лишь мечтать об этом.
Через полчаса мы вышли из дому, и я не могу передать вам, какое счастье было вырваться на волю из этих стен. Стоял ясный теплый день, порою выпадающий в середине зимы после ночного ливня, с ярким солнцем и без единого дуновения. Под солнцем голые деревья были красивы, с их веток стекала вода и каждая капля сверкала алмазным блеском. На небе застыли легкие облака.
- Какой день чудесный!
- Да, день замечательный!
За время прогулки мы более не обменялись ни словом. Слова были нам не нужны. Он проводил меня по аллеям, показывая затейливо подстриженные деревья, изящные беседки, пруды, детский лабиринт со стенами из грабов и лип - как хорошо должно там быть летом, когда деревья покрыты листвой! Цветники, каменные сады, теплицы с виноградными лозами и нектариновыми деревцами. И конечно, скульптура. Здесь были работы большинства современных художников Европы, выполненные из бронзы, гранита, известняка, дерева. Они радовали глаз в солнечном свете и все же нарушали цельность правильно разбитого огромного парка.
- Передохнем? - предложил через час сэр Бэзил.
Мы сели на белую скамейку около пруда с кувшинками, в котором плескались карпы и золотые рыбки, и закурили. Мы были далеко от дома, на вершине возвышенности, и перед нами лежала перспектива садов, похожая на рисунок в старом учебнике архитектуры, где зеленые изгороди, лужайки, террасы и фонтаны сплетаются в изысканный узор кругов и квадратов.
