— За кого болеете — за «Янки» или «Метсов»?
Николас уставился на него, удивившись, что тот задал подобный вопрос, учитывая происходящее.
— Джитер[5] только что провел атаку в конце матча, победив «Ред Сокс». Шесть — пять.
Дэнс покачал головой, видя полное отсутствие интереса со стороны Ника, и полез в карман.
Вместе с ними сидел еще один человек, до сих пор не произнесший ни слова. Откинувшись к стене вместе со стулом, он отбросил с лица упавшие на лоб волосы. Детектив Роберт Шеннон выглядел в полном соответствии со стереотипом; его мускулистую фигуру обтягивала черная рубашка с коротким рукавом на два размера меньше, подчеркивая его бицепсы и грудь. Черные ирландские волосы гладко зачесаны назад, подбородок украшал небольшой шрам. Серо-голубые глаза сердито смотрели на Ника. В руке он вертел старомодную полицейскую дубинку, покачивая ею из стороны в сторону, словно миниатюрной бейсбольной битой, как будто матерый коп из Нью-Йорка пятидесятых. Николас не мог избавиться от ощущения, что тот уже полностью уверен в его виновности.
Дэнс достал из кармана маленький диктофон и нажал кнопку.
— Девять-один-один слушает, — раздался мелодичный женский голос.
— Говорит Джулия Куинн, — послышался приглушенный голос Джулии. — Байрам-Хиллс, Таунсенд-корт, пять. Скорее, мой муж и…
Телефон отключился.
— Алло? — спросила женщина-оператор. — Алло, мэм?
Дэнс выключил диктофон.
— Звонок был сделан в 18:42, — сказал он. — Могу я спросить, где вы были в это время?
Ник молчал — не потому, что ему нечего сказать, но потому, что боялся: стоит заговорить, и он сорвется. Голос Джулии лишь усилил боль, страдания, разрывавшие душу.
Он точно знал, где находился в 18:42, — трудился у себя в библиотеке, где провел большую часть дня, не считая нескольких вылазок на кухню за кока-колой и печеньем.
Звук выстрела оторвал его от работы, слух неожиданно обострился. Вскочив, он пробежал через гостиную и кухню в прихожую, где была широко распахнута дверь гаража.
Он не мог понять, почему Джулия снова оставила дверь открытой. Ее сумочка валялась на полу рядом с вешалкой, где обычно висела, содержимое рассыпалось по полу. Нагнувшись, чтобы его подобрать, он наконец заметил стекавшую по белой стене кровь. Проследив взглядом, увидел черную юбку Джулии, ее длинную ногу, ступню в желтой туфле, торчавшую из-под лестницы. Тело и лицо скрывали нижние ступени.
В то же мгновение, задыхаясь, он упал на пол. Сотрясаясь от рыданий, гладил ее ногу, звал, шептал ее имя, зная, что она никогда больше не отзовется.
Минуту спустя он наконец с замирающим сердцем поднял взгляд и увидел своего лучшего друга, стоявшего над ними с полными слез глазами. Ник отпустил ногу Джулии и поднялся с пола. Маркус положил руки на плечи Ника, не давая ему приблизиться к верхней части тела Джулии, прилагая всю силу своих двухсот двадцати фунтов, бывших когда-то мускулами, чтобы не позволить увидеть то, что преследовало бы его до конца жизни.
Ник пытался сопротивляться, пытаясь добраться до тела жены, пока наконец у него не вырвался страдальческий крик, заполнивший небольшую комнату, прежде чем смениться беззвучным плачем. Все звуки мира куда-то исчезли, вместе с пришедшим осознанием реальности случившегося.
Они ждали в находившемся по соседству доме Маркуса, молча просидев на крыльце час с лишним, пока не услышали сирены, объявлявшие всем, что произошло нечто ужасное. Ник знал, что звук этот останется с ним навсегда, словно музыка его трагической судьбы и прелюдия к невообразимому кошмару обвинений, который должен вскоре начаться.
В комнату снова заглянул седой.
— Приехал его адвокат.
— Быстро, — сказал Дэнс.
— Богатые не ждут, — впервые подал голос Шеннон, наклоняя стул вперед и вставая. Бросив пронизывающий взгляд на Ника, он направился к двери.
— Пошли, — седой махнул рукой, выпроваживая полицейских.
Дверь с громким лязгом закрылась, но снова открылась тридцать секунд спустя.
Вошедший вел себя так, словно эта комната принадлежала ему. Высокий, элегантный, он источал мудрость и спокойствие, отчасти прогнавшие прочь весь тот ужас, который охватывал Николаса большую часть последних нескольких часов. Темные волосы были тронуты сединой, посеребрившей виски; взгляд острый и проницательный. На загорелом лице проступали характерные морщины вокруг глаз и на лбу, свойственные тем, кто много повидал в жизни. На нем был двубортный синий пиджак и тщательно отглаженные брюки, желтый шелковый галстук выделялся на фоне бледно-голубой рубашки. Он производил впечатление человека, обладающего изысканным вкусом, и от него пахло богатством.
— Они уже почти все у вас отобрали, да? — спросил он низким голосом с едва заметным европейским акцентом, отодвигая металлический стул и садясь напротив.
Ник в замешательстве уставился на незнакомца.
— Ваш бумажник, ключи, мобильный телефон, даже часы, — сказал тот, глядя на бледную полоску на запястье Ника. — Они постепенно лишат вас собственной личности, потом заберут сердце и, наконец, душу, пока вы не скажете то, что они хотят услышать.
— Кто вы? — спросил Ник — первые слова, которые он произнес в этих стенах. — Вас прислал Митч?
— Нет. — Незнакомец помолчал, оглядывая комнату, словно одновременно оценивая и ее, и Ника. — Учитывая, в чем вас обвиняют, адвокат — последнее, в чем вы нуждаетесь. Он возьмет шесть сотен за час, выставит вам счет на полмиллиона, и вы еще будете считать себя ему обязанным, получив двадцать пять лет вместо пожизненного.
Ник снова уставился на него, чувствуя еще большее замешательство.
— Митч едет сюда. Мне нечего вам сказать.
Незнакомец кивнул, все так же излучая полнейшее спокойствие, положил руки на стол и наклонился вперед.
— Я понимаю то безутешное горе, которое вы сейчас испытываете. Ужасно, что вам даже не дали возможности оплакать жену, прежде чем пытаться склонить вас к признанию. — Он помолчал. — С каких пор правосудие стали интересовать лишь победа или поражение, «мы» против «них», вместо того чтобы разоблачать виновных и открывать истину?
Ник окинул его взглядом.
— Вы видели материалы вашего дела? — спросил незнакомец. — Они весьма подробны; сомневаюсь, что вам даже предложат сделку о признании вины.
— Я не убивал жену, — наконец произнес Ник.
— Я знаю, но они считают иначе. Они видят мотив и оружие, — его собеседник бросил взгляд на лежащий посреди стола револьвер. — Они надеются на ваше признание, чтобы избежать лишней бумажной работы.
