- У убитого были бумажные легкие? - спросил он.
- Да. Он, вероятно, из Рима. Он чем-то напоминает итальянца.
- Или еврея, да?
- Не думаю. Почему вам так показалось?
- Русские часы, восточные туфли, нос. Нос у него здоровый. И вы знаете, в Москве еще пользуются бумажными легкими.
Его доводы показались мне немного странными, но я не стал возражать. Мы завернули за угол и оказались в жилом квартале, где еще сохранилось множество зданий. Я заметил в подвале одного из них бар.
- Может, зайдем? - спросил я. - Сюда? - мои слова, казалось, удивили или даже испугали его.
- А почему бы и нет?
Он остановил машину, и мы спустились в бар. В барс пела девушка. Это была пухленькая брюнетка с приятным негромким голосом. Она пела по-английски, и я уловил припев:
Мы не грустны, а веселы,
И Стив не вспоминается.
Ведь Стив в тюрьме повесился,
А Джон с другой встречается.
Это был последний в Англиихит. Мы заказали пиво. Мне показалось, что бармен хорошо знает моего спутника, потому что он засмеялся, хлопнул Гитлера по плечу и не взял с нас денег за пиво. Гитлер был смущен.
- Кто это? - спросил я.
- О, его зовут Вайль. Я его немного знаю.
- Судя по всему, не так уж немного.
Гитлер с несчастным видом расстегнул свой форменный китель, сдвинул на затылок фуражку и безуспешно попытался откинуть назад непослушную прядь волос. Он казался печальным, маленьким человечком, и я почувствовал, что моя манера задавать вопросы здесь, видимо, неуместна. Я допил пиво и стал наблюдать за певицей. Гитлер сидел к ней спиной, но я заметил, что она все время на него смотрит.
- Что вы знаете об этом Саджиттариусс? - спросил я.
Гитлер пожал плечами.
- Очень мало.
Вайль снова возник за стойкой и предложил еще пива. Мы отказались.
- Саджиттариус? - живо заговорил Вайль. - Вы говорите об этом психе?
- А он псих, да? - заинтересовался я.
- Это несправедливо, Курт, - запротестовал Гитлер. - Он способный человек, биолог...
- Которого выгнали с работы, потому что он сумасшедший!
- Не будь злым, Курт, - неодобрительно заметил Гитлер. Он изучал потенциальную чувствительность растений. Совершенно нормальное направление в научных исследованиях.
Из угла послышался чей-то презрительный смех. Это был какой-то взлохмаченный старик. Он сидел один за столом, перед ним стоял стакан шнапса.
Вайль указал на него.
- Спросите Альберта. Он разбирается в науке.
Гитлер уставился в пол, поджав губы.
- Он - обыкновенный старый учитель математики, причем озлобленный. И просто завидует Фелипе, - добавил он тихо, чтобы старик не смог его услышать.
- Кто он? - спросил я Вайля.
- Альберт? Очень талантливый человек. Он просто не получил признания, которого заслуживает. Хотите с ним познакомиться?
Но взлохмаченный человек уже уходил. Он помахал рукой Гитлеру и Вайлю.
- Курт, капитан Гитлер, добрый день.
- Здравствуйте, доктор Эйнштейн, - пробормотал Гитлер и повернулся ко мне. - Куда вы теперь хотите поехать?
- Думаю, надо пройтись по ювелирным магазинам, - ответил я, ощупывая подвеску, лежавшую у меня в кармане. - Я, конечно, могу и ошибаться, но это единственный путь, который я вижу в данный момент.
Мы отправились по ювелирным магазинам. Приближались сумерки, а мы пока отнюдь не приблизились к разгадке тайны подвески. Я решил, что завтра придется просто вытрясти тайну из Бисмарка, хотя понимал, что это будет нелегко. Вряд ли он захочет отвечать на мои весьма личные вопросы.
Гитлер высадил меня возле участка, где для камеру меня переделали в спальню.
Я сидел на жесткой постели, курил и думал. Я уже собирался раздеться и лечь, как вдруг подумал о баре, в котором мы были. Я был уверен, что там кто-нибудь сможет мне помочь. Поддавшись порыву, я выскочил на пустынную улицу. Жара еще не спала, небо затянуло тяжелыми облаками. Похоже было, что приближается гроза.
Я сел в кэб и вернулся в бар. Он был еще открыт.
Вайль уже не стоял за стойкой - он играл на аккордеоне, аккомпанируя той же певице. Когда я вошел, он кивнул мне. Я облокотился на стойку и заказал пива.
Закончив выступление, Вайль отстегнул аккордеон и подошел ко мне. Девушка последовала за ним.
- Вы без Адольфа? - спросил он.
- Он поехал домой. Он ведь ваш хороший друг, да?
- О, мы познакомились много лет назад в Австрии. Вы знаете, он славный человек. Ему не следовало идти работать в полицию, он слишком мягок.
- И мне так показалось. Почему же он все-таки пошел туда?
Вайль улыбнулся и покачал головой. Это был худой невысокий человек в массивных очках. У него был большой чувственный рот.
- Возможно, чувство долга. У него невероятно развито чувство долга. К тому же он необычайно религиозен фанатичный католик. Мне кажется, это давит на психику. Вы ведь знаете этих выкрестов, они ничему не верят, постоянно терзаются сомнениями. Я еще ни разу не встречал счастливого новообращенного католика.
- По-моему, он не любит евреев.
Вайль нахмурился.
- Не любит? Я никогда не замечал. Многие его друзья евреи. Я - еврей, да и Саджиттариус тоже.
- А Саджиттариус его друг?
- Ну, скорее знакомый. Я видел их вместе пару раз.
Снаружи раздались раскаты грома... Потом начался дождь.
Вайль подошел к двери и начал опускать штору. Сквозь шум грозы я услышал другой звук, странный, металлический, скрежещущий звук.
- Что это? - спросил я.
Вайль покачал головой и вернулся к стойке. Бар уже опустел.
- Я посмотрю, - сказал я.
Подойдя к двери, я открыл ее и поднялся вверх по ступенькам. В свете стремительных синих молний, напоминавших орудийный огонь, я увидел гигантского металлического монстра величиной с высокое здание, марширующего среди развалин. Опираясь на свои четыре выдвижные ноги, он двигался под прямым углом к дороге. Из его огромного туловища и головы во всех направлениях торчали дула орудий. Время от времени в него ударяла молния, и тогда он издавал оглушительный лязг, напоминавший звон колокола, останавливался, чтобы выстрелить вверх, в источник молнии, и продолжал свой путь.
Я сбежал вниз по ступенькам и распахнул дверь. Вайль вытирал стойку. Я описал увиденное.
- Что это, Вайль?
Маленький человечек покачал головой.
- Не знаю. Видно, эту штуку бросили здесь завоеватели Берлина.
- Похоже, он был сделан здесь.
- Может, и здесь. В конце концов, кто завоевал Берлин?
Из задней комнаты послышался пронзительный женский крик.
Вайль выронил стакан и рванулся в комнату. Я последовал за ним. Он открыл дверь. В комнате было уютно. На столе, покрытом плотной темной скатертью, были соль и перец, лежали ножи и вилки. У окна стояло пианино. На полу лежала девушка.
