Одиссей, помолчав с минуту, спросил:
— То бишь, насколько я понимаю — белые начинают и выигрывают?
Подполковник покачал головой.
— Много будешь знать — до пенсии не дотянешь…. А впрочем…. Насчет "начинают" — ты прав. А вот насчет "выигрывают" — тут ещё очень даже бабушка надвое сказала. Не будем загадывать!
— Аллаверды тем, что играют за чёрных?
Левченко улыбнулся.
— Шустёр, как генерал говорит! — И, посерьезнев, кивнул: — Им. Уж больно наши заклятые друзья с того берега в Римскую империю заигрались, решили, что у старого и больного медведя выбиты все зубы, и можно перед ним нахально всякие непотребства вытворять — без опасения за свою шкуру. Пришла пора сделать им укорот, показать ребятишкам, что у медведя не только старые зубы ещё есть — но и новых в достатке наросло.
Одиссей удовлетворенно кивнул.
Подполковник, допив кофе — встал, застегнул плащ, и, указав спрятавшемуся за стеклом огромного, на всю стену, окна кафе официанту на деньги, оставленные на столе и, для надежности, помещенные под чашку — бросил своему собеседнику:
— Ну что, пошли… банкрот. Проводишь меня до автобуса, мне к вечеру нужно уже в Софии быть.
Выйдя на улочку, ведущую от моря, они по кипарисовой алее, идущей вдоль корпусов разных пансионатов и отелей, летом многолюдных и шумных, а теперь притихших и как будто затаившихся в ожидании — направились к автобусной стоянке. В этот ранний час на ней одиноко травил воздух соляровым выхлопом потрёпанный "чавдар" до Бургаса — дожидаясь пассажиров на первый рейс. Не дойдя до автобуса метров двадцать, Левченко, обернувшись к своему спутнику — сказал вполголоса:
— Ну, всё, будем прощаться. Да, чуть не забыл — генерал просил тебя особо не зарываться, напомнить, что наступление далеко не для всех заканчивается флагом над рейхстагом, трофеями и орденами. Кому-то выпадает и фанерная звездочка на самодельном обелиске и со святыми упокой…. Запомнил? — Одиссей кивнул. — Вот и славно. Обелисков у нас за плечами и так уже изрядно, а вот взятых рейхстагов пока — ни одного. А посему — пришло время открыть им счёт!
— Значит, не получилось…. — Генерал Калюжный тяжело вздохнул.
Левченко отрицательно покачал головой.
— Не получилось. Да и не могло получиться — мы же изначально были готовы к этому варианту развития событий. Слишком уж силы неравные. У тех, что играют за чёрных, все ключевые фигуры в тамошней элите — ежели, конечно, этих никчемных болтунов можно назвать элитой — давно в кармане. А у нас? Полторы калеки…. Да и Пилот слишком уж понадеялся на народную поддержку, популист хренов. Народ-то его поддержал, да что толку? К тому же старый замполит его слил, для Пилота это был удар в спину.
Калюжный закурил, выпустил клуб сизоватого дыма — и сказал вполголоса:
— Да уж, старый коммунист проявил себя во всей красе, что и говорить. Сукин сын…. Я, Левченко, скажу тебе честно — никогда я этих … выдвиженцев, из национальных кадров — не любил. Был у нас в академии один такой, латыш, Круминьш по фамилии — так он на собраниях клеймил империализм так, как будто лично Рейган у него лет пять назад сотню занял — и не отдаёт. А в восемьдесят восьмом с секретными документами этот боец идеологического фронта рванул на рыбацкой лодке в Швецию, и, ежели б не его морская безграмотность — имел бы штаб Прибалтийского округа бледный вид…. Вместо Швеции причалил товарищ подполковник Круминьш к польскому берегу и принялся у польских — приняв их за шведских, заметь! — пограничников политического убежища просить, обещая за это выдать главную военную тайну Советского Союза. Мальчиш-плохиш, понимаешь…
— Ну и что… чем закончился его вояж? — чуть улыбнувшись, спросил Левченко.
Калюжный пренебрежительно махнул рукой.
— А, ерундой, десяткой обошлось. Тогда ж у нас бардак начинался, и вместо пули в затылок получил этот Круминьш смешной срок — какой до конца, кстати, и не отсидел. В девяносто первом он из предателя и перебежчика в одночасье стал латвийским героем сопротивления и борцом с тоталитарным режимом. — Генерал вздохнул, покачал головой, и, вернувшись за свой стол, продолжил деловито: — Ладно, что мы из всей этой литовской истории можем вынести? Пилота нам, как я понимаю, уже не спасти?
— Пилота валят наглушняк, партия разыграна, как по нотам. В конце октября тамошний Департамент госбезопасности — литовский ФСБ — довел до спикера и его замов сведения о связях Пилота с некими международными криминальными кругами. Кто готовил эту дезу, мы выяснили, взяли ребяток на карандаш. Пару человек в этой лавке отказались визировать подобную хрень — этих мы тоже выявили, по возможности отработаем. А первого ноября этот документ — который был для служебного пользования, между прочим — вдруг почему-то оказался опубликованным в прессе.
Генерал перебил Левченко:
— Кто причастен — выяснили?
Подполковник кивнул.
— В канцелярии спикера тамошнего Сейма работает несколько засланных казачков — один из них, некто Закарас, через своего дружка Яцкевичуса, зама главреда "Республики", это дело и провернул. Как сообщает Тонус, с молчаливого согласия спикера.
Калюжный кивнул.
— Ясно. Связи отследили?
Подполковник развел руками.
— Максим Владимирович, мы ж не боги…. Есть информация, что Яцкевичус крепко дружен со вторым секретарем американского посольства в Вильнюсе Оливером Кингом — но более подробных сведений у нас нет.
Генерал молча кивнул. Левченко продолжил:
— На следующий день все ключевые советники Пилота подали в отставку, а третьего ноября тамошняя Генпрокуратура затеялась расследовать уголовное дело по факту нарушения президентом своей присяги. Типа, дружит с сомнительными бизнесменами, криминал, то да сё — в общем, шарманка известная. Хреново, что старый замполит, что сейчас там премьером, спустил на Пилота своих шавок — теперь того валят не только те, что играют за чёрных, но и те, что при иных раскладах были бы на нашей стороне.
— То есть, шансов у Пилота нет?
— Нет.
Они помолчали несколько минут, затем генерал, затушив сигарету, приказал:
— Всех фигурантов процесса чётко идентифицировать, по максимуму. Тех, что получают из кассы напротив — отработать по связям, выявить по возможности всю сеть.
— Максим Владимирович!
— Я же сказал — по возможности. И держать в поле зрения плотно, буде к тому появится возможность — малость притопить, жизнь их никчемную чуток испортить — так, в пределах разумного, без смертоубийства. Тех же, кто потенциально интересен нам — отработать в ближайшее же время, но отработать мягко, ненавязчиво. Кто у тебя там сейчас координатором?
