— Выпусти-ка меня, — внезапно сказал он сержанту. — Бездомный ребенок с сумасшедшим намерением передать послание доктору Форестеру — мы не может вот так дать ему пропасть в пустыне. Я привезу ее обратно и попытаюсь уговорить Форестера выслушать ее. Всю ответственность беру на себя.
Айронсмит обогнул уступ и проехал еще около мили по пустынной дороге, но не нашел Джейн Картер. Он вернулся к воротам, толкая велосипед перед собой.
— Нашел ее? — поинтересовался сержант.
Фрэнк покачал головой, вытирая капельки пота с порозовевшего взволнованного лица.
— Куда же она делась?
— Понятия не имею, — Айронсмит с усилием обратил взгляд на пустынную дорогу позади себя. — Исчезла, и все.
— Я наблюдал отсюда, — сержант показал на огромный бинокль. — Ее нигде не видно. Как, впрочем, и вообще никого до самого Солт-Сити.
Охранник почесал затылок и автоматически надвинул фуражку под правильным углом, затем проверил все пуговицы на кителе и поправил галстук. Закончив привычный ритуал, он добавил:
— Забавная штука! Чертовски забавная!
Задумчиво кивая, Айронсмит попросил разрешения воспользоваться телефоном.
— Бэлл, соедини меня, пожалуйста, с офисом доктора Форестера. Если его нет на месте, я хочу поговорить с тем, кто там будет, — обратился он к оператору.
Телефон возле кровати вот-вот должен был позвонить и донести до доктора плохие новости о проекте. Напряженное ожидание мешало Клэю Форестеру спокойно спать в маленьком белоснежном доме в тени купола обсерватории. Прошлой ночью он слишком долго работал над проектом; возле губ залегли жесткие складки, а желтый луч утреннего солнца, проникавший в спальню, раздражал глаза. Форестер медленно повернулся, придвинувшись к телефону.
Наверняка позвонит Армстронг с каким-нибудь срочным посланием из министерства обороны. А вдруг — эта мысль заставила его окаменеть — разведчик Мэйсон Хорн вернулся из космоса с новой информацией о военной активности Трипланетных Сил? Может быть, телетайпы уже сообщили о готовности номер один и запуске проекта межпланетной войны?
Форестер коснулся холодного телефона и отвел руку. Аппарат не звонил и, возможно, так и не зазвонит. Напряженное ожидание было результатом давнишней тревоги, а не сигналом новой проблемы, как убеждал себя Форестер. Конечно, проект не был совершенством, но доктор не верил в душевные предчувствия.
Вероятнее всего, тревогу вызвал бессодержательный разговор об интуиции, в который его вовлек вчера Фрэнк Айронсмит. Клэй не собирался спорить — проект не оставлял на это времени. Кроме того, он был чересчур практичен, чтобы интересоваться абстрактными математическими фантазиями. Все, что он сделал, — задал Айронсмиту вопрос по поводу одного поразительного упрощения в расчетах родомагнитной баллистики. Импровизированное объяснение, которое Айронсмит как бы между делом набросал на салфетке в кафе, полностью опровергало все традиционные законы пространства и времени. Уравнения впечатляли, но Форестер, не доверяя легкости, с которой молодой человек разрешал поставленную задачу, невольно запротестовал.
— Ваш собственный опыт скажет вам, что я прав, — убеждал его математик. — Время действительно работает в обе стороны, и я уверен, что вы и сами часто ощущаете материальность будущего. Не осознанно, конечно, не в деталях — бессознательно, эмоционально. Просто вы не даете ощущению развиться. Но разве вы не начинали чувствовать себя счастливым еще до того, как происходило что-то хорошее?
— Ерунда, — перебил его Форестер. — Вы ставите следствие впереди причины.
Айронсмит дружелюбно улыбнулся:
— Ну и что? Математика доказывает, что причинная связь может быть обратной…
Дальше Форестер уже не слушал. Айронсмит всего-навсего клерк, хотя прекрасно справляется с машинами в компьютерном отделе. Похоже, даже слишком прекрасно, раз у него хватает свободного времени, чтобы выдумывать для собственного развлечения всякие бесполезные парадоксы. Но ведь вся наука держится на причинно-следственном механизме…
Форестер покачал головой и покосился на телефон, страстно желая, чтобы он позвонил. Но звонка не последовало ни через пять секунд, ни через десять. Уже теряя надежду, доктор бросил взгляд на часы. Девять двенадцать. Проект редко позволял ему спать так долго. Большую часть времени даже не удавалось вырваться домой на ночь. Было весьма удивительно, что Армстронг до сих пор ни разу не позвонил.
Пытаясь не возвращаться мыслями к разговору с Айронсмитом, Форестер глянул на другую половину двуспальной кровати и обнаружил, что она пуста. Рут, должно быть, уже ушла в свой офис. Он кряхтя сел, чувствуя легкое раздражение, вызванное ее отсутствием. Она вовсе не нуждалась в деньгах. Хотя Форестер не мог не признать, что из нее вышел отличный менеджер, да и, если честно, проект почти не оставлял ему времени для семейных радостей.
Наконец, доктор по привычке бросил взгляд в окно на западной стороне дома — там виднелся огромный алюминиевый купол обсерватории. Посеребренный солнечным светом, он сверкал чистой, неестественной красотой. Когда-то этот купол был всей его жизнью, но теперь даже его вид наводил на доктора депрессию. У него не оставалось времени ни на что другое, он даже не знал, какие опыты астрономы проводят сейчас с большим рефлектором.
А телефон так и не звонил. Форестер в минутном порыве рванулся к трубке, чтобы самому набрать номер Армстронга, и снова отвел руку, словно не желая возобновлять цепь тяжкой ответственности, которая связывала его с проектом. Доктор не спешил начать новый долгий день, полный убийственных усилий и неимоверного напряжения. Он устало опустился на кровать, глядя на блестящий купол и тоскливо размышляя обо всем, что обсерватория обещала ему, но так и не дала.
Ему было всего девятнадцать, жаждущему славы студенту астрофизического факультета, когда однажды летом он впервые увидел этот зеленеющий оазис в центре огромной пустыни. Он знал, что когда-нибудь здесь, где чистый сухой воздух обеспечивает идеальную видимость, будет построен его собственный телескоп. Стармонт стоил ему долгих лет напряженной работы: лучшие годы жизни, всю свою молодость он провел в стараниях получить поощрительные гранты от богатых меценатов, внушить доверие многочисленным ассоциациям, преодолевая все мыслимые трудности во время изготовления, перевозки и установки гигантского зеркала. Форестеру было за тридцать, когда работа, наконец, завершилась. Он ожесточился, стал гораздо увереннее в себе, но еще не утратил веры в могущество науки.
Разочарования пришли позднее и появлялись все чаще из-за того заманчивого непознанного, которое он пытался исследовать. Он блуждал в поисках истины, а она непонятным образом постоянно ускользала от него. Однажды главный рефлектор показал ему то, что Форестер принял за долгожданный конечный результат, но золото исчезло в тот самый момент, когда Клэй попытался извлечь его из пустой породы. Возможность провала всего проекта оборачивалась горькой реальностью.
