И вот Фонибхушон пошел к жене. Но он был неспособен входить к супруге легко и просто, как это делают все мужья. К несчастью, он любил Монималику так, как только герой какой-нибудь поэмы о любви может любить свою героиню. Это была такая любовь, которая заставляет взвешивать каждый шаг, которая не позволяет прямо высказать все, что на уме; это была любовь, подобная тому притяжению солнца и земли, которое, несмотря на всю свою мощь, держит планеты на огромном расстоянии друг от друга.
Тем не менее даже герой поэмы, попав в беду, бывает порой вынужден заговаривать с возлюбленной о таких вещах, как векселя, закладные и расписки, хотя при этом голос его дрожит, речь судорожно прерывается и в чисто деловой разговор вторгаются нотки страдания и трепет волнения. Таков был и бедняга Фонибхушон; он не мог заставить себя сказать жене прямо: "Послушай-ка, мне нужны твои украшения, дай мне их!"
В конце концов, правда чрезвычайно робко и нерешительно, он все-таки изложил суть дела. Когда же Монималика насупилась и не произнесла ни слова в ответ, он не ответил ударом на этот жесточайший для него удар, потому что в нем не было ни крупицы подобающей мужчине грубости и жестокости. Там, где следовало отнять требуемое силой, он ограничился лишь тем, что глубоко в сердце затаил свою боль: даже перед лицом полного разорения Фонибхушон не мог допустить вторжения насилия в ту область, где, как он считал, господствует одно-единственное право - право любви. И если бы кто-нибудь стал порицать его за это, то он скорее всего ответил бы каким-нибудь тонким рассуждением, наподобие следующего: "Я несправедливо лишен коммерческого доверия на рынке, но это еще не значит, что я имею право на этом основании ограбить рынок; если же моя жена не доверяет мне и не желает добровольно отдать свои украшения, я не могу отнять их у нее. Любовь в семье - то же, что кредит на рынке; а физической силе место лишь на поле битвы!" Не для того ли создал всевышний мужчину таким прямодушным, таким большим и сильным, чтобы он на каждом шагу занимался изобретением подобных изощренных доводов? К лицу ли ему тратить время на то, чтобы сидеть и копаться в тонкостях настроений и чувств?
Как бы то ни было, возвышенные чувства Фонибхушона не позволили ему прикоснуться к драгоценностям жены, и он отправился в Калькутту изыскивать необходимые средства.
Как правило, жена знает своего мужа гораздо лучше, чем муж ее. Однако в тех случаях, когда муж обладает чрезвычайно утонченной натурой, жена оказывается не в состоянии добраться до ее сокровенных глубин. Так случилось и с супругой нашего Фонибхушона - Монималика плохо знала своего мужа. Утонченность ультрасовременных мужчин совершенно не вмещается в рамки всех тех нехитрых представлений и инстинктов, которые унаследованы женщиной с незапамятных времен. Эти мужчины - особенные, загадочные и непонятные, как сами женщины. Обычных мужчин можно разделить на несколько разрядов: одни из них - варвары, другие - глупцы, третьи - слепцы. Но этих нельзя с уверенностью отнести ни к одной из этих категорий.
Поэтому Монималика решила призвать к себе советника. Это был ее земляк или дальний родственник, который работал в хозяйстве Фонибхушона в качестве помощника управляющего. Добиваться повышения прилежной работой было не в его правилах: ссылаясь на какого-то общего предка, он ухитрялся получать не только свое жалованье, но и кое-что сверх него за счет одного лишь родства с семьей хозяев.
Монималика пригласила его и, рассказав о случившемся, спросила:
- Ну, что ты посоветуешь предпринять?
С глубокомысленным видом покачав головой - мол, положение вещей мне очень не нравится (мудрецам никогда не нравится положение вещей), - Модху проговорил:
- Бабу не раздобудет денег и в конце концов набросится на твои драгоценности, вот увидишь!
Монималика согласилась, что такой оборот дела действительно не только возможен, но и весьма вероятен. Ее беспокойство возросло. Детей она не имела, а присутствия мужа молодая женщина не чувствовала в своем сердце. Единственно, что было для нее близко и дорого, - это сокровища, которые росли из года в год, как мог бы расти ее ребенок. В ее сундуке лежало не только серебро, там было и чистое золото и брильянты. Все эти драгоценности стали как бы частицей самой Монималики, они заполнили ее сердце, они завладели ее мыслями. Поэтому лишь одно предположение о том, что все это годами накопленное богатство в мгновение ока может быть низвергнуто в ненасытную бездну торговли, заставляло женщину холодеть от ужаса.
- Что же делать? - спросила она в тревоге.
- Сегодня же собери все украшения и отправляйся в дом своего отца! ответил Модхушудон.
В душе мудрый Модху обдумывал план, осуществление которого должно было отдать часть, и, пожалуй даже большую, драгоценностей Монималики в его руки.
Монималика тотчас же согласилась с этим предложением.
И вот, вечерней порой, в конце месяца ашарх, к этой самой пристани, где мы сейчас сидим, причалила лодка. А ранним утром следующего дня, когда небо было обложено тяжелыми тучами и тишина нарушалась лишь кваканьем неугомонных лягушек, на борт лодки поднялась Монималика. С головы до ног она была закутана в покрывало из грубой материи. Находившийся в лодке Модхушудон проснулся и сказал.
- Давай сюда свой сундук.
- Потом, потом, - ответила Мони. - Поехали.
Лодка отчалила и, с легким плеском рассекая воду, быстро поплыла по течению.
Всю ночь перед отъездом Монималика увешивала себя украшениями; когда она одно за другим надела их все, на ее теле не осталось ни одного свободного места. Монималика боялась, что у нее могут отнять драгоценности, если принести их в сундуке. Если же надеть на себя, то никто, думала она, не сможет завладеть ими, пока она жива. О, Монималика, не понимавшая Фонибхушона, прекрасно разбиралась в таких людях, как Модхушудон.
Заметив, что у хозяйки нет никакого сундука, Модхушудон растерялся. Он и не предполагал, что под грубой тканью, скрывающей тело и душу женщины, находилось именно то, что было для нее дороже и тела и души.
Модхушудон оставил управляющему письмо, в котором сообщал, что уезжает сопровождать хозяйку в дом ее отца. Управляющий, служивший еще при отце Фонибхушона, был необычайно огорчен этим своеволием и написал своему господину письмо, полное орфографических ошибок (правильно писать по-бенгальски он не умел), но с верной мыслью о том, что давать слишком много воли жене - недостойно мужчины.
Фонибхушон понял причины, побудившие жену к отъезду. И это было для него жесточайшим ударом. "До сих пор она все еще не поняла меня!" подумал он с горечью. А ведь он отказался даже от мысли о закладе ее драгоценностей и, рискуя разорением, прилагает отчаянные усилия, чтобы раздобыть необходимую сумму иными средствами. И все же она ему не доверяет.
