Фонибхушон понял причины, побудившие жену к отъезду. И это было для него жесточайшим ударом. "До сих пор она все еще не поняла меня!" подумал он с горечью. А ведь он отказался даже от мысли о закладе ее драгоценностей и, рискуя разорением, прилагает отчаянные усилия, чтобы раздобыть необходимую сумму иными средствами. И все же она ему не доверяет.
Но вместо того чтобы зажечь в душе Фонибхушона гнев, эта жестокая несправедливость лишь причинила ему боль! Мужчина - это карающий божественный жезл, творец вложил в душу мужчины пламя молнии, и позор тому, кто при виде несправедливости не вспыхивает этим пламенем! В сердце мужчины по малейшему поводу загорается пламя гнева, как пожар в лесу, а женщина, как туча в месяце срабон, без всякой причины проливает слезы вот какой порядок установил создатель; но теперь этого порядка уже больше нет.
А Фонибхушон? Этот человек будущего, которому следовало появиться на свет пятью-шестью столетиями позже, когда миром будут управлять лишь духовные силы. Он имел несчастье родиться в девятнадцатом веке и вступить в брак с женщиной первобытной эпохи, с женщиной, которой в шастрах дано название "отнимающая разум". Фонибхушон не написал жене ни строчки и про себя поклялся, что никогда ни единым словом не напомнит ей о ее поступке. Какое страшное наказание! Мысленно обращаясь к преступной Монималике, Фонибхушон думал: "Ну что ж, пусть будет по-твоему; что же касается меня, то я буду выполнять свой долг".
Дней через десять, раздобыв нужную сумму и ликвидировав опасность, Фонибхушон возвратился домой. Он полагал, что к этому времени Монималика должна была вернуться, спрятав у отца свои драгоценности. Он уже видел себя не робким просителем, как в тот несчастный день, а человеком дела, который добился своего, представлял себе стыд и раскаяние жены...
Волнуясь, направился Фонибхушон во внутреннюю половину дома. Но спальня оказалась запертой. Фонибхушон взломал замок и распахнул дверь - комната была пуста. В углу стоял открытый железный сундук, в котором Мони хранила свои украшения. Фонибхушон почувствовал, как в груди у него что-то оборвалось. Жизнь, любовь, дела - все показалось ему бессмысленным и бесцельным. "За каждый прут железной клетки бытия мы готовы пожертвовать всем, - думал он. - Но птицы-то в клетке нет, а если даже и посадить ее туда, она все равно вскоре исчезнет... Так зачем же изо дня в день украшаем мы эту клетку кровавыми рубинами своего сердца и жемчужными ожерельями своих слез?" И Фонибхушон мысленно отбросил прочь украшенную всем, чем только он владел, а теперь пустую и ненужную ему клетку.
В отношении жены Фонибхушон не желал ничего предпринимать. "Захочет вернется", - решил он.
Но пришел старый брахман-управляющий.
- Если сидеть сложа руки и молчать, это к добру не приведет, - сказал он. - Нужно же в конце концов разузнать, что с госпожой. - И он направил слуг в дом отца Монималики. Но они вскоре вернулись с вестью о том, что ни Мони, ни Модху до сих пор туда не прибыли.
Тогда пропавших начали искать. По обоим берегам реки были посланы люди, которые расспрашивали каждого встречного, в полицию были даны сведения для розыска Модху - но все оказалось напрасным. Не удалось выяснить ни личности нанятого ими лодочника, ни на какой лодке и куда они отправились.
Однажды вечером, когда все надежды были потеряны, Фонибхушон вошел в опустевшую спальню. В этот день, по случаю праздника в честь бога Кришны, на окраине села под большим навесом бродячие актеры разыгрывали перед многочисленными зрителями сцены из жизни Кришны. До слуха Фонибхушона доносились музыка и пение, приглушенные шумом дождя, который лил непрерывно с самого утра. Не зажигая света, одинокий человек сел у окна, форточка которого свободно висела на своих разболтанных петлях. Он не замечал, что в комнату попадает тяжелый влажный воздух, не прислушивался к дробному перестуку дождевых капель и к отдаленным голосам певцов. Стены комнаты украшали картины, изготовленные в художественной студии. Они изображали богинь Лакшми и Сарасвати. На вешалке висели готовые к употреблению полотенца и платки, блузки и сари из рубчатой ткани. В углу на маленьком трехногом столике стояла круглая бронзовая коробка с засохшим бетелем, собственноручно приготовленным еще Монималикой. На полках стеклянного шкафчика виднелись фарфоровые статуэтки, флаконы, графины из цветного стекла, великолепная колода карт, большие морские раковины и даже коробки из-под мыла. Все эти предметы, которые Мони собирала с детских лет, были расставлены с большой тщательностью. Та самая маленькая, изящная керосиновая лампа с крошечным круглым стеклом, которую она сама каждый день зажигала и ставила в стенную нишу, находилась и теперь на своем месте, но, уже потухшая и потускневшая, эта лампа была единственным немым свидетелем последних минут, проведенных Монималикой в своей спальне. Женщина ушла, без нее все казалось опустошенным; но каждая вещь, знавшая прикосновение ее рук, каждый безжизненный предмет, обласканный нежностью ее живого сердца, были историей Монималики, носили на себе неизгладимый отпечаток недавнего присутствия красавицы. Приди же, Монималика, приди! Своими руками зажги свою лампу и освети свою комнату! Встань перед зеркалом и одень свое осиротевшее сари! Твои вещи ждут тебя! Ни одна из них ничего от тебя не потребует, только приди и своею вечной юностью и неувядающей красотой возроди утраченное единение души своей с этой грудой покинутых тобою, разбросанных повсюду вещей! Вдохни жизнь в эти мертвые, неподвижные предметы! Беззвучный, горестный вопль неодушевленных, немых вещей, казалось, наполнял комнату и делал ее похожей на место сожжения умерших, оглашаемое рыданиями их близких.
В глубине ночи ливень в какой-то момент прекратился, а голоса певцов смолкли. Фонибхушон все в той же позе сидел у окна и глядел в непроглядную тьму, точно окутавшую весь мир. Ему представилось, будто перед ним раскрылись огромные, уходящие в небеса врата царства смерти; нужно только встать перед ними, закричать, позвать - и взору вновь предстанет то, что было потеряно навсегда. Разве не может на этой черной, как сажа, завесе вечности, на этом твердейшем пробном камне блеснуть золотой след утраченного счастья?.. Неожиданно размышления Фонибхушона прервал какой-то сухой, мерный стук, сопровождаемый позвякиванием металлических украшений. Казалось, этот звук поднимался по ступеням береговой лестницы.
Трепеща от возбуждения, Фонибхушон пытался пронзить тьму своим нетерпеливым взглядом - он вглядывался во мрак до боли в тяжело бьющемся сердце и полных страстного желания глазах, но ничего не мог различить. И чем больше он напрягал зрение, тем грознее сгущалась тьма, тем призрачнее становился мир. Природа, увидев непрошеного пришельца у входа в обитель смерти, торопливою рукой опустила еще один занавес перед его взором.
