— Глупая Мура, сколько раз тебе говорить: кошки здесь не бегают, кошки дальше крыши не могут забраться!
А Гоше представилось, что он тоже может упасть с непрочной дорожки и разбиться в лепёшку. Он подумал, как было бы сейчас приятно сидеть на уютной скамейке у дома, дожидаться брата и спокойно поужинать вдвоём в тёплой кухне.
А девочка, словно угадав его мысли, сказала:
Может трус со скамейки упасть,
В ручейке по колено пропасть,
В трёх соснах заблудиться в лесу
И за волка принять лису…
Ну а мне высота нипочём,
Не страшны мне ни ветер, ни гром.
Не боюсь высоты-пустоты,
Дошагаю до дальней звезды…
— Брат вернётся, а меня нет, — сказал Гоша, — ещё будет волноваться…
— Что же, возвращаемся, — вздохнула Шао.
И они тронулись в обратный путь, спускаясь, как по лестнице. Собака бежала теперь впереди, Шао шла за ней, пританцовывая и напевая. Волосы у неё развевались, блестели и уже не походили на птичьи перья. Гоша удивлялся: как это раньше он не замечал, какая она красивая! Он решил в новом учебном году носить её портфель и провожать после школы до дома. Тем более, это будет не трудно — Шао же живёт в его подъезде.
И вот уже крыши высоких домов оказались совсем близко. Шао всё напевала и прыгала, а лиловая собака опять чуть было не сорвалась. Дорожка наконец закачалась близко к земле, и Шао крикнула:
— Прыгаем!
Мура прыгнула первой, за ней Шао и Гоша. Втроём они уселись на скамейку, и Шао спросила Гошу:
— Тебе понравилось? Теперь не будешь бояться?
На скамейке Гоша уже ничего не боялся.
— Нашла боязливого. Я что… — Он чуть было не сказал: «Я не девчонка», но вместо этого спросил:
— Как это ты всё стишки сочиняешь?
— Я не сочиняю, они сами сочиняются, когда волнуюсь и когда мне весело. Пойдём завтра опять гулять?
— Чудно! Как сами сочиняюттся — такого не бывает. А завтра я очень эанят. Послезавтра можно немного погулять.
— Ты никому ничего не рассказывай, ладно! — попросила его Шао.
— Честное слово. Ну, пойду, брат, наверное, вернулся.
— Спокойной ночи, — сказала Шао.
— Спокойной ночи, — пожелала лиловая собака.
На другой день, поздним вечером, Гоша незаметно выскочил из дома и убежал в дальний конец двора, где рядком стояли гаражи. Он забрался на гараж и стал ждать. Ничего, ничего, он и сам сумеет погулять по лунным лучам, известно, как такое делать! Вот уж все удивятся, когда увидят его в небе, а он оттуда нарочно крикнет: «Привет, ребята!»
Между тем небо потемнело и выплыла луна. Сначала она была недоспелой, бледной, потом пожелтела, покраснела и стала походить на громадный апельсин. Гоша огляделся, — никого! Прищурился, и луч сразу же протянулся к нему. Он опасливо глянул вниз, до земли было больше двух метров, но тут же постарался себя подбодрить, крикнул:
— На старт! — и… упал.
Падение оглушило, подвернулась нога. Гоша попытался встать, но от острой боли в ноге опять упал. Кое-как он допрыгал к своему подъезду и доехал на лифте до пятого этажа. К утру нога стала от опухоли толстой, как бревно. Старший брат вызвал врача.
— Как это тебя угораздило, молодой человек? — спросил врач.
— Споткнулся, — соврал Гоша.
— Растяжение связок, — сказал врач и выписал рецепт на примочку. — Придётся недели две полежать…
Гоша лежал и злился: «Противная сова что-то от меня скрыла!»
К вечеру он перестал злиться на Шао, вспоминая, какой она оказалась краичвой, когда танцевала и пела. Очень захотелось увидеть её и о чём-нибудь поговорить, хотя бы о том, как она сумела научить свою собаку разным словаим. Опираясь на лыжную палку, он доковылял до окна, сел и принялся смотреть на небо, надеясь заметить там девочку.
А на другой день Шао сама пришла к нему.
— Ой, что случилось?! — воскликнула она, увидев Гошину забинтованную ногу.
— Споткнулся, — и ей соврал Гоша.
— Тебе очень больно?
— Ерунда, я что… — Он чуть было не сказал: «Что я, девчонка?» — Врач велит лежать две недели — обидно! Хорошая погода, а я…
— Подожди, я быстро! — воскликнула Шао, убежала и принесла пучочек сухой травы. — На, понюхай и пожуй!
— Придумала! — пренебрежительно, сказал Гоша, но всё же понюхал — трава приятно пахла мятой и душицей. Он сжевал пару травинок, чтобы только Шао не обиделась.
— Молодец! — сказала она. — Размотай бинты и немножко походи по комнате.
— Врач велел лежать!
— А ты всё же походи, походи…
Гоша снял бинты и прошёлся по комнате. Нога не болела, опухоль опадала.
— Ух, здорово! — обрадовался он. — Опять чудеса?
Шао вздохнула:
— Почему-то, если случится что непривычное, все считают это чудесами. И всё-то, особенно у взрослых, разложено по полочкам. На этой полочке — стихи, которые положено писать, на той — слова, которые можно говорить… Всё-всё на своих местах! Раз навсегда определено, во что нужно верить, а во что нельзя. А если кто сделает непривычное, над ним смеются или ругают. А если кто сделает непривычное, над ним смеются или ругают. Так, да? Взрослые и для детей всё заранее определили: одно бери, другое нельзя!
— Дисциплина! — тоном своей мамы, преподавательницы физкультуры, сказал Гоша.
— Дисциплина? И поэтому Нину Петрову заставляют играть на пианино, а он ей противней акулы, которую приходится гладить по зубам! Нина хочет выучиться на парикмахершу и делать красивые причёски. А слова, которые утешают человека, где их находят? Они тоже стопочкой приготовлены на полке — бери, других не выдумывай.
— Ну и напридумала ты, говори какие хочешь слова — кто мешает! — сказал Гоша.
— Да?! За что же мне влепили четвёрку по поведению? И за это и за то, что хотела утешить Васю Иванова? Он же здорово соображает по математике, а спортсмен из него никакой. Сам знаешь, прыгнет Вася через «козла», и упадёт, и потом никак очки не отыщет. И все над ним смеются. Думаешь, приятно ему? Стишки я для него написала, думала немного развеселить. И всегда-то взрослые заставляют детей делать совсем не то, что им хочется, и сами делают соовсем не то, что им хочется!
— Не расстраивайся, — сказал Гоша. — В этом году буду тааскать твой портфель после уроков и на переменке занимать очередь в буфете.
— Спасибо! Пожуй ещё немножко травки, а мне пора уходить.
— Приходи завтра! — крикнул ей вслед Гоша.
Шао тихонько вздохнула и помахала от двери рукой.
Назавтра Гоша напрасно прождал Шао весь день — она не пришла. Вечером брат нарядился в праздничный костюм, побрызгался одеколоном и отправился «по делам», наказав Гоше не вставать с кровати, как велел врач. Нога у Гоши совсем не болела, но ему почему-то не хотелось рассказывать брату о чудесной травке Шао, о том, как она умеет гулять по лунным лучам и научила свою собаку разговаривать. У Гоши появилась тайна — первый раз в жизни.
