Ну, в общем, бывайте. Как говорят, будете проходить мимо — заглядывайте в окна. Не, через дверь не надо, у нее петель нет, так мы ее гвоздиками прибили и она теперь не открывается. Все ходим через окно, даже бабушка, даром что 80 лет. Не, четвертый этаж не высоко. Сначала тяжело, а потом привыкаешь. Короче, я убег, а то моя очередь пройдет. Курите, если есть что!
Я увидел молнию среди туч. Черная птица спустилась ко мне в ветре из темной пучины неба. Зеленые листья почернели и увяли.
Я шагнул вперед и поднял мой меч. Песня проклятия полилась из моего рта, и глубокий вздох Земли сотряс почву. Безрассудный крик вознесся к звездам, и мы начали.
Желтый песок стал красным. Петь было тяжело, но еще можно, и мы пели друг другу песню нашей ненависти. Воздух входил и выходил из моих легких, сгорая и дрожа между нами. Сияние клинков почти ослепило нас, и острые лезвия резали ткань наших снов.
Мгновенный шок вернул меня к реальности. Мое тело кровоточило, и это не было правильно. Я с трудом парировал его следующий удар в мою голову и отступил назад.
Капля моей крови упала на землю и почва расплавилась. Я почувствовал боль на мгновение, и гнев поднялся во мне. Сердце забилось быстрее, дыхание сбилось с ритма… Мой разум восстал, и мозг опять взял контроль над телом.
Он ударил опять и промахнулся. Острие моего меча проникло в круг его защиты и рассекло кожу. Из его шеи потек ручеек крови. Мы снова были равны.
Наши мечи сцепились и растаяли вместе. Мы стояли посреди пустыни, с пустыми руками. Оружие больше не было аргументом.
Шепот чувства пришел ко мне, и я подбросил себя в воздух. Язык пламени лизнул то место, на котором я только что стоял, и исчез. Я опустил себя на землю.
Моя рука вытянулась вперед, шевеля пальцами. Тонкие струйки воды появились между нами, вгрызаясь в него под давлением. Он дернул плечом и исчез.
Я переместился и увидел его впереди, обрушивающим каменный ураган на пустое место. Камни повернули ко мне, приближаясь, но ветер подул из-за моей спины, и унес их с собой.
Я расслабился и сконцентрировался вновь. Моя кожа вдруг почувствовала сильный холод, и я перестал дышать. Земля превратилась в лед, а я стоял на коленях, собирая свои силы. Воздух почти стал жидким, когда я увидел, как он приблизился.
Мои волосы поднялись и разделились. Голубой свет электричества возник в моих глазах, наполняя их сиянием. Я медленно повернулся к нему, бережно неся своим мозгом чашу, полную энергии. Его глаза расширились, и он попытался отступить. Он уже не мог.
Цепи молний обняли его и подтащили ближе. Пламя поднялось вокруг меня, и умерло на льду. Корона разряда окружила его тело. Камни появились в смягчающемся воздухе, и превратились в песок. Молния ударила его в грудь, и его голова откинулась назад. Дождь собрался, но так и не начался. Он был рядом, и он стоял на коленях. Я стоял над ним, и он поднял лицо. В его глазах не было ненависти, только боль. Не страх, но отчаяние. Я отпустил его и он упал лицом вниз.
Я сел на зеркало расплавленного песка рядом с ним, и спросил, почему.
Он перевернулся на спину и молча уставился на звезды.
Я поднял кулак и он закрыл глаза, соглашаясь.
Я выиграл и должен был заплатить цену.
Я открыл ладонь и тихий гром нарушил тишину.
Заклятие упало на него, забирая его жизнь и отпуская его душу в отпуск, названный — смерть. Его тело превратилось в воду, которая впиталась в оживающую почву.
Я поднялся на ноги. Первый солнечный луч подчеркнул уходящую ночь. Звезды ярко сияли на темной сфере, наблюдая меня в центре цветущей пустыни. Я приветствовал их и вызвал ветер, чтобы отправиться домой.
Первый порыв ветра мягко подтолкнул меня, и я отбыл в тюрьму, именуемую жизнью, ждать своей удачи. Думая о странных правилах игры, я вспомнил его лицо. Я опять увидел его улыбку, и глубоко вздохнул. Ничего не изменилось. Мои силы возросли, мой долг — тоже, и жизнь все еще не хотела меня отпускать.
Я увидел мой дом впереди, и слезы покатились из моих глаз.
Он отбросил полу плаща и вскинул автомат. Хороший, добротно сделанный, по-домашнему ухоженный автомат. Любовно смазанный и протертый, такой даже добрый на вид.
Его рот растянулся в усмешке, когда он передергивал затвор. Лучики морщинок разбежались от уголков глаз, веки чуть-чуть сблизились. Губы слегка шевелились, как будто бы он что-то шептал. Молитву? Проклятие? Я закончил шаг и начал поднимать руки.
Женский крик всколыхнул толпу, головы начали поворачиваться, расширились зрачки, недоверие и страх написаны на напряженных лицах… У некоторых подкашиваются ноги…
Он медленно ведет дулом, выбирая первую жертву.
Мое тело наконец вспоминает, что к него есть ноги, и я делаю большой шаг в сторону… До двери шагов пять, я знаю, что не успеть, но не стоять же просто как овца перед мясником…
Мелодичный звонок. Двери лифта раскрываются, выпуская охранника… Автомат выплевывает струю огня, сбивая тело с ног, брызги крови взлетают к потолку и начинают медленно оседать на стены и пол…
Грохот наполняет маленький холл. Его хриплый смех настигает раньше, чем пули, и примораживает людей к месту… Смерть медленно движется вдоль левой стены, а я делаю еще один шаг вдоль правой… До двери остается еще три шага.
Вой сирены, крики, стук шагов на далекой лестнице, равномерный стук автомата, звон бьющегося стекла… Я стою на баскетбольной площадке, осколки сыпятся вниз, и мой мяч, мой новый баскетбольный мяч пропадает в чужом окне…
Еще шаг. Запах леса, хвои, запах ее тела, невыразимый восторг, наполняющий меня, и я тону в ее глубоких глазах… Невнятный шепот, угловатые, неумелые движения… Птичьи трели… Автоматная очередь. Тишина… Легкий щелчок.
Еще шаг, и я бросаю тело вперед, вытягивая руки к двери. Еще пару дюймов… Против своей воли, я оборачиваюсь.
Четким, красивым движением он вгоняет в гнездо новую обойму и, опуская дуло, поворачивает его ко мне. Затвор со звонким щелчком становится на место. Мелькает мысль — хорошо стоит. Устойчиво, ноги расставлены, автомат у бедра, руки не напряжены, как в тире… Неожиданно понимаю, на кого он похож — на моего первого шефа, такое же худое, строгое лицо, жестокие, колючие глаза…
Мои ладони касаются двери. Я слышу, как тихо щелкает открывающийся замок, и ручка поддается под моей рукой. Краем глаза замечаю, как его палец медленно нажимает курок…
Детский плач. Я вглядываюсь в это маленькое, сморщенное личико, пытаясь найти в нем знакомые черты, я беру сына — своего сына — на руки, и с еще неясными чувствами прислушиваюсь к биению маленького сердца…
