Но этот парень-он какой-то странный. Было какое-то такое выражение на его лице. Как бы его можно было описать? Он выглядел таким... счастливым. Он выглядел счастливым лишь оттого, что оказался в старой темной аптеке. Вошла женщина с рецептом, и продавец выкинул из головы Мартина Слоуна.
Мартин шел по Оук-стрит - улице, на которой он вырос. Улица уходила вдаль. По краям она была обсажена большими широколиственными кленами, отбрасывавшими четкие черные тени на залитый солнечным сиянием асфальт. Большие двухэтажные викторианские дома, стоящие в глубине больших зеленых лужаек, были его старыми друзьями. Он бормотал имена владельцев домов, мимо которых проходил. Ванбурен. Уилкокс. Эбернети. Он поглядел на ту сторону улицы. Доктор Брэдбери, Мальруни, Грей. Он остановился, прислонясь к дереву. Улица была точно такой, как рн ее помнил. Он снова ощутил сладко-горький приступ ностальгии. Он вспоминал игры, в которые играл с другими ребятами на этой улице. Газеты, которые разносил.
Многочисленные падения, когда учился кататься на велосипеде и роликовых коньках. И людей. В голове его теснились имена и лица. Его дом был в конце квартала, и по некоторым причинам он хотел оставить его напоследок. Дом уже виднелся впереди. Большой, белый, с огибающей его полукруглой верандой. С куполами. С металлической фигуркой жокея впереди. Господи, как это все помнится! Все эти мелочи, которые засовываешь в дальний ящик памяти и забываешь.
А потом открываешь ящик - и вот они.
- Хай, - сказал тонкий детский голос.
Мартин оглянулся и увидел малыша лет четырех с измазанной вареньем мордашкой, который играл в шарики.
- Хай, - ответил Мартин и присел рядом с ним на корточки.
- Как успехи? - спросил он, показав рукой на шарики.
- Ниче, - отозвался малыш.
Мартин взял один шарик и посмотрел сквозь него.
- Я тоже раньше играл в шарики, - сказал он. - Мы давали им специальные названия. Железные, из подшипников старых автомобилей, мы называли стальками. А те, через которые можно было смотреть - прозрачками. Вы все еще называете их так?
- Конечно, - ответил малыш.
Мартин показал на телефонную будку, исцарапанную тысячами перочинных ножей. ч - А вон там мы играли в прятки, - сказал он малышу. Он усмехнулся. - Чертили круг - и кто первый добежит. - Он громко рассмеялся, потому что мысль согрела его. - На этой самой улице каждый вечер мы играли в прятки. А я жил вон в том угловом доме. - Он махнул рукой в сторону дома. - В том большом, белом.
- В слоуновском доме? - спросил малыш.
Глаза Мартина чуть расширились.
- Верно. Вы все еще называете его так?
- Все еще называем его как?
- Слoуновским домом. Моя фамилия Слоун. А зовут меня Мартин. А тебя?
Он протянул малышу руку, но тот отодвинулся и насупился.
- Ты не Мартин Слоун, - сказал он обвиняющим тоном. - Я знаю Мартина Слоуна, и ты - не он.
Мартин рассмеялся.
- Я не Мартин Слоун, вот как? Что ж, посмотрим, что скажут водительские права.
Он полез в нагрудный карман за бумажником. Когда он поднял глаза, малыш со всех ног бежал по улице. Он свернул в ворота дома, стоящего напротив дома Мартина, промчался по лужайке и скрылся за дверью. Мартин медленно поднялся и не спеша пошел дальше. Он подумал, что много-много лет не ходил так медленно. Дома и лужайки проплывали мимо, и он впитывал их. Он и не хотел спешить. Он не торопясь смаковал окружающий его мир. Вдалеке слышался . детский смех и позвякивание колокольчика тележки с мороженым.
Все сошлось: вид, звук, настроение; В горле стоял комок.
Он не мог сказать, сколько времени так шел, но вдруг осознал, что стоит в парке. Парк нисколько не изменился - как аптека, как дом. По-прежнему стоял павильон с круглой сценой для оркестра.
По-прежнему кружилась карусель, полная детишек, и металлическая диссонирующая механическая музыка гнала ее круг за кругом.
Все те же деревянные лошадки, те же тележки с мороженым и леденцы на льняных нитях. И дети. Короткие штанишки и майки с Микки Маусом. Леденцы на палочках, стаканчики с мороженым, смех и хихиканье. Язык детства. Музыка... симфония дета. Звуки кружились вокруг Мартина. Механическая музыка, смех, дети. Снова комок в горле. Снова сладостная горечь. Все это он оставил так далеко, а теперь все это было так близко.
Мимо проходила симпатичная молодая женщина с коляской. Она остановилась, увидев то выражение лица, с которым он глядел на карусель. Она никогда не видела таких лиц. И она улыбнулась ему, и он улыбнулся в ответ.
- Прекрасное место, правда? - сказал он.
- Парк? Ну конечно.
Мартин кивнул в сторону карусели.
- Это ведь часть лета, верно? Музыка, карусель.
Женщина рассмеялась.
- И леденцы на нитке, и мороженое, и духовой оркестр.
Улыбка сошла с лица Мартина. Она сменилась выражением напряжения и тоски.
- На свете ничего не может быть лучше, - тихо проговорил он. - Ничего лучше лета и ничего лучше, чем быть ребенком.
Женщина глядела на него. Что-то такое было в этом человеке.
- Вы здешний?
- Был когда-то. Я жил в паре кварталов отсюда. Я помню эту сцену. Боже, еще как помню. Я убежал вечером из дому, лежал на траве, глядел на звезды и слушал музыку. - Голос его чуть зазвенел. - Я играл в футбол на том поле. Третьим базовым. И я вырос на этой карусели. - Он ткнул пальцем в сторону концертного павильона. - А на том столбе я однажды летом вырезал свое имя. Мне было одиннадцать лет, и я вырезал свое имя прямо....- Он замер, глаза его расширились.
На перилах павильона сидел мальчишка и что-то вырезал на столбе перочинным ножом. Мартин Слоун медленно подошел к нему.
Он почувствовал волнение, которого никогда не испытывал раньше.
Было и жарко, и холодно, и неистово колотилось сердце. Это был и удар, и удивление, и загадка, которой он не мог разгадать. Он глядел на мальчишку и видел себя двадцать пять лет тому назад. Он глядел на себя самого. Он стоял, качая головой, щурясь от солнца, и вдруг увидел, что мальчишка вырезает на столбе. Неровные буквы складывались в имя: Мартин Слоун. У Мартина остановилось сердце. Он поднял непослушную руку в сторону мальчишки, который только теперь заметил, что на него смотрят.
- Мартин Слоун. Ты Мартин Слоун!
Мальчишка испуганно соскочил с перил.
- Да, сэр, но я не хотел ничего такого, честно. Многие вырезают здесь свои имена. Честно. Не я первый...
Мартин шагнул к нему.
- Ты Мартин Слоун. Конечно, ты Мартин Слоун, кем же еще тебе быть. Именно так я и выглядел.
Он не отдавал себе отчета в том, что голос его неожиданно зазвучал громко, и, конечно же, не мог видеть, какое напряжение появилось на его лице. Мальчишка попятился и стрелой метнулся вниз по ступенькам.
