- Остроумно, - заметил Шавье.
- Вношу также предложение, доктор Шавье, наделить их способностью к спорообразованшо. Как все водные животные, наши наследники смогут жить очень долго, а новые поколения должны появляться не реже чем через шесть недель, чтобы их не успевали истреблять неопытными и неумелыми. Возникает противоречие, и чтобы преодолеть его, нужны ежегодные и довольно продолжительные разрывы жизненного цикла. Иначе колонисты столкнутся с проблемой перенаселения задолго до того, как накопят знания, достаточные, чтобы с ней справиться.
- И вообще лучше, чтобы они зимовали внутри добротной крепкой оболочки, - поддержала пантрополога Юнис Вагнер. Спорообразование - решение вполне очевидное. Недаром этим свойством наделены многие другие микроскопические существа.
- Микроскопические? - переспросил Штрасфогель, не веря своим ушам.
- Конечно, - усмехнувшись, ответил Шавье. - Уж не прикажете ли уместить человека шести футов ростом в луже двух футов в поперечнике? Но тут встает вопрос. Наши потомки неизбежно вступят в упорную борьбу с коловратками, а иные представители этого племени не так уж и микроскопичны. Коль на то пошло, даже отдельные типы простейших видны невооруженным глазом, пусть смутно и только на темном фоне, но видны. Думаю, что колонист должен в среднем иметь рост не менее 250 микрон. Не лишайте их, Мартин, шансов выкарабкаться...
- Я полагал сделать их вдвое большими.
- Тогда они будут самыми крупными в окружающем животном мире, - указала Юнис Вагнер, - и никогда ничему не научатся. Кроме того, если они по росту окажутся близкими к коловраткам, у них появится стимул сразиться с панцирными видами за домики-панцири и приспособить эти домики под жилье.
- Ну что ж, приступим, - кивнул Шавье. - Пока мы колдуем над генами, остальные могут коллективно поразмыслить над посланием, которое мы оставим будущим людям. Можно прибегнуть к микрозаписи на нержавеющих металлических листочках такого размера, чтобы колонисты поднимали их без труда. Мы расскажем им в самых простых выражениях, что случилось, и намекнем, что вселенная отнюдь не исчерпывается одной-двумя лужами. Придет день, и они разгадают наш намек.
- Еще вопрос, - вмешалась Юнис. - Надо ли сообщить им, что они по сравнению с нами микроскопичны? Я бы этого делать не стала. Это навяжет им, по крайней мере в ранней их истории, легенды о богах и демонах, легенды, без которых можно и обойтись...
- Нет, Юпис, мы ничего не скроем, - сказал Шавье, и по тону его голоса ла Вентура понял, что доктор взял на себя обязанности начальника экспедиции. - Созданные нами существа по крови останутся людьми и рано или поздно завоюют право вернуться в сообщество человеческих цивилизаций. Они не игрушечные созданьица, которых надо навеки оградить от правды в пресноводной колыбельке.
- К тому же, - заметил Солтонстол, - они просто не сумеют расшифровать наши записи на заре своей истории. Спачлла они должны будут разработать собственную письменность, и мы ири всем желании не в силах оставить им никакого розеттского камня, никакого ключа к расшифровке. К тому времени, когда они прочитают правду, они окажутся подготовлены к ней.
- Одобряю ваше решение официально, - неожиданно вставил Венесуэлос. И дискуссия окончилась.
Да, по существу, и говорить было больше не о чем. Все они с готовностью отдали клетки, нужные пантропологам. Конфиденциально ла Вентура и Джоан Хит просили Шавье разрешить им внести свой вклад сообща; но ученый ответил, что микроскопические люди непременно должны быть гаплоидными, иначе нельзя построить миниатюрную клеточную структуру с ядрами столь же мелкими, как у земных риккетсий, и потому каждый донор должен отдать свои клетки индивидуально - зиготам на планете Гидрот места нет. Так что судьба лишила их даже последнего зыбкого утешения: детей у них не будет и после смерти.
Они помогли, как сумели, составить текст послания, которое предстояло перенести на металлические листки. Мало-помалу они начали ощущать голод - морские ракообразные, единственные па планете существа, достаточно крупные для того, чтобы служить людям пищей, водились в слишком глубоких и холодных водах и у берега попадались редко.
Ла Вентура навел порядок в рубке - занятие совершенно бессмысленное, однако многолетняя привычка требовала к себе уважения. В то же время уборка, неясно почему, слегка смягчала остроту раздумий о неизбежном. Но когда с уборкой было покончено, ему осталось лишь сидеть на краю скального выступа, наблюдая за красноватым диском Тау Кита, спускающимся к горизонту, и швыряя камушки в ближайшее озерцо.
Подошла Джоан Хит, молча села рядом. Он взял ео за руку. Блеск красного солнца уже почти угас, и они вместе следили за тем, как оно исчезает из виду. И ла Вентура все-таки задал себе скорбный вопрос: которая же из безымянных луж станет его Летой?
Он, конечно, так и не узнал ответа на свой вопрос. Никто из них не узнал.
В дальнем углу Галактики горит пурпурная звездочка
Тау Кита, и вокруг нее бесконечно вращается сырой мирок
по имени Гидрот. Многие месяцы его единственный крошеч
ный материк был укутан снегом, а усеявшие скудную сушу
пруды и озера скованы ледовой броней. Но постепенно
багровое солнце поднималось в небе планеты все выше и
выше; снега сбежали потоками в океан, а лед на прудах и
озерах отступил к берегам...
ЭТАП ПЕРВЫЙ
1
Первое, что проникло в сознание спящего Лавона, был тихий прерывистый скребущий звук. Затем по телу начало расползаться беспокойное ощущение, словно мир - и Лавон вместе с ним - закачался на качелях. Он пошевелился, не раскрывая глаз. За время сна обмен веществ замедлился настолько, что качели не могли победить апатию и оцепенение. Но стоило ему шевельнуться, как звук и покачивание стали еще настойчивее.
Прошли, казалось, многие дни, прежде чем туман, застилавший его мозг, рассеялся, но какая бы причина ни вызвала волнение, оно не прекращалось. Лавон со стоном приоткрыл веки и взмахнул перепончатой рукой. По фосфоресцирующему следу, который оставили пальцы при движении, он мог судить, что гладкая янтарного цвета сферическая оболочка его каморки пока не повреждена. Он попытался разглядеть хоть что-нибудь сквозь оболочку, но снаружи лежала тьма и только тьма. Так и следовало ожидать: обыкновенная вода - не то что жидкость внутри споры, в воде не вызовешь свечения, как упорно ее ни тряси.
Что-то извне покачнуло спору опять с тем же, что и прежде, шелестящим скрежетом. "Наверное, какая-нибудь упрямая диатомея, - лениво подумал Лавон, - старается, глупая, пролезть сквозь препятствие вместо того, чтобы обойти его". Или ранний хищник, который жаждет отведать плоти, прячущейся внутри споры. Ну и пусть, - Лавон не испытывал никакого желания расставаться с укрытием в такую пору. Жидкость, в которой он спал долгие месяцы, поддерживала физические потребности тела, замедляя умственные процессы. Вскроешь спору - и придется сразу же возобновить дыхание и поиски пищи, а судя по непроглядной тьме снаружи, там еще такая ранняя весна, что об этом страшно и подумать.
