Вадим открыл гяаза. Авторучка кувыркалась у самого лица. Он качнул ее так, что концы завертелись в разных направлениях. От блеска на замысловато вертящейся авторучке закружилась голова. Он выключил бортовой свет и неожиданно уснул.
За двенадцать часов до Надмарсовой Вадим начал тормозить и разворачиваться.
Через час во время завтрака, почувствовал, что корабль "раскачивается". Завершить разворот не удалось - зажегся сигнал неисправности одного из двигателей. От нерегулярной работы двигателя "челнок" стал вертеться, клевать носом и вздрагивать.
Часа два он возился с поломкой, но автоматика отказывала. Вадим совсем отключил питаниe, сообщил на Надмарсовую о неисправности. Оттуда посыпались советы, но все уже было испробовано.
Тогда он решил выйти за борт. Тщательно надел скафандр, проверил кислородные баллоны и расправил фал. Руками придерживая подвижное до непослушности тело, выглянул из люка. Привычно сжалось в груди от вида бездны.
Прицеливаясь на вынесенное далеко в сто рону сопло двигателя, оттолкнулся. Ноги отошли от борта, корабль на глазах перевернулся. Туловище выпрямилось, и, когда ноги стали уходить из поля зрения, он взглянул нa люк и удивился; в овальной дыре покачивалась блестящая головка непристегнутогo к скафандру фала.
Вадим вспотел от ужаса и напряжения. Извиваясь в скафандре, бессмысленно старался oстановить неудержимый отлет. Переворачиваясь второй раз, кинул ноги под себя, подался туловищем, головой вперёд и несколько минут парализованно ждал приближающееся сопло.
Понимая уже, что очередной переворот относит туловище вниз от сопла, до боли в грудной клетке рвался удлинить руки, пальцы. И, когда сопло прошло далёко под ногами, закричал.
Он хрипел, вертелся, ему казалось, что он задохнется не от недостатка воздуха, а от бесконечной податливости пустоты - тело, каждая мышца агонизировали в бессмысленном напряжении.
Очнувшись, Вспомнил про универсальный ключ. Вынул его из кармана, примериваясь к вращению, к "челноку", швырнул от себя. Удаление от корабля еле заметно приостановилось, но вращение тела усложнилось. В поле зрения то появлялся, то пропадал корабль.
Закрыв глаза, Вадим попытался спокойно оценить то, что знал уже отчаянием. Кислорода в двух баллонах хватит часа на два, c Надмарсовой раньше чем за восемь часов не успеть. Два часа пытки. Два часа каждый вдох-шаг к смерти... Опустеет один баллон, потом другой... и все дальше, и дальше будет тело корабля...
Что он все же может? Можно отшвырнуть пустой баллон. Но это слишком малая масса, да и поздно будет - не поможет.
Можно швырнуть полный баллон - это, пожалуй, погасит все посторонние вращения и, возможно, даже подтолкнет назад к "челноку".
Но не слишком ли слабо?- И дотянет ли он на одном баллоне? Стоит лиизощрять пытку?
Неожиданно его- настигли нежность и тоска - тоска по Ольге и по дочке. Он уперся мокрым лбом в стекло гермошлема а некоторое время заворожённо следил, как в поле зрения то появляется, то пропадает "челнок". Потом решительно уменьшил подачу кислорода.
В шлемофоне послышался голос Надмарсовой:
- Алло, как дела? Почему заминка?
Он лихорадочно вспоминал лицо дочери, блеснувшие слезами глаза, уголки худеньких плеч, беспомощно-уязвляющий голосок...
На повторный запрос Надмарсовой сухо ответил, что удаляется от корабля, и, кажется, навсегда. Даже сейчас, рядом со смертью, было стыдно такой ученической, такой непоправимой оплошности.
Надмарсовая молчала, явно осознавая то, что уже знал он сам.
Не успеют. Сейчас опомнятся и будут подбадривать. Но у него нет ни времени, ни сил. Он отключил связь. И, немного подумав, - не над тем, делать ли это, а как сделать, - потянулся отключать баллон.
Он завороженно смотрел на стрелку манометра, суетливо отмечающую снижение давления.
На ста тридцати лихорадочно спохватился. Отстегнул запасной баллон, открыл вентиль воздух, рванулся наружу. Манипулируя быстро замерзающей струёй, как газовым двигателем, погасил вращение, стабилизировал тело. С трудом дыша, собрал все силы и отшвырнул опустевший баллон в пустоту.
Он теперь почти совсем не вращался, висел и медленно, очень медленно двигался назад, к "челноку".
Он вдеь сосредоточился на циферблатах часов и манометра.
В последнем баллоне кислорода осталось минут на тридцать-тридцать пять. А сколько времени он удаляется от "челнока"? Минут пятнадцать двадцать. Если развить импульс к кораблю, выпустив часть кислорода, хватит, чтобы дотянуть? Или нет? На сколько можно сократить подачу кислорода для себя?
Он стал реже дышать, удерживая воздух в легких. Попытался подсчитать: его масса килограммов девяносто, Давление в баллоне сто десять... И тут же испугался - потому что, забывшись, стал дышать чаще. А надо было экономить. Разумно, на грани, экономить. И надо было высчитать...
Он задыхался-заставлял себя сдерживаться, не вдыхать. Он высчитывал, но результат не доходил до сознания - хотелось дышать.
Пересиливая себя, на несколько секунд открыл баллон в космос - тело качнуло к кораблю. Стрелка манометра резко упала.
Он продолжал то открывать баллон в пустоту, то закрывать. При этом старался свести движения до минимума, вдыхать редко, но емко. Но чем меньше оставалось воздуха, тем чаще хотелось дышать. Он задыхался, сознание мутнело, и казалось, что он плывет, плывет, тянется к берегу, но волна все время относит его.
Перед ним качался "челнок", на ярком боку его светилась черная дыра люка.
Поворот вентиля, толчок. Удушье, туман...
На берегу стоит Ольга и тонко, пронзительно кричит. Что она кричит, сжав кулачки? Почему? На нее невозможно смотреть-она стоит против солнца и вся очерчена оранжевым. Кричит... Или это в ушах звенит?..
Что это закрыло полнеба? Ах да, корабль... На том берегу... Рядом, но не достать. Отвесная скала, пустота, пропасть. И на самом краю - осторожно, не свались! - сидит и швыряет в пропасть игрушки Рая. Вытирает Щеки ладошкой и швыряет.
О чем она плачет? Жалко игрушек? Глупенькая, игрушками пропасть не заполнишь. Почему она одна, над пустотой, так близко от края? Почему плачет? Ах да, она ведь одна.
Держись, девочка, я...
Он очнулся от собственного хрипа. Очнулся испуганный. Оказалось, все время дышал.
Поворот вентиля, толчок...
Рот свело судорогой, пена кипят в горле. Сейчас сейчас...
Поворот вентиля, толчок...
Громада корабля быстро приближалась, вот-вот в него упрется рука, а люк - недосягаем.
Слепит пронзительный блеск наконечника фала. Но сколькй же до него?
На несколько секунд Вадим замер, прислушиваясь к себе, присматриваясь к приближающемуся, растущему телу корабля. Разглядел воронку наконечника она соединит его с кислородом.
