И так уже не один годок. Существует творческое сообщество фантастов. Разбросаны они по разным городам. Выдумывают они всякую всячину. Которой и нет. И быть не может. Да и для кого выдумывают-то? Для кого записывают — непонятно. Для толпы поклонников? Да нет — нет их, поклонников. Для гонораров? Да и гонорары никто не платит (хотя зря!). И не для себя тоже. Нет. Говорят люди в сторону горизонта. Общаются с невидимым. Посылают мысли в единый космический банк Разумного, Доброго и Вечного. Кто-то ведь слышит. Хотя бы один человек. Хотя бы один разум.
Все же некая общая аура вдохновительной необязательности витает над этими социальными частностями. Все-таки болеем мы ненормалинкой, время от времени идя на поправку. Но никогда не выздоравливая. Поскольку точно знаем. Когда-нибудь в суете многочисленных буден, может быть, через месяц, может быть, через неделю, через день, все мы, — возвращаясь с работы, хватаем, что попадется под руки, — ручку ли, карандаш, клавиатуру, фломастер. Хватаем, чтобы записать новый сюжет, завязку или очередную главу. Лихорадочно спешим от строки к строке, понимая — вот оно, новое обострение.
1 декабря 2011 г.
«Творю все новое…»
(Откр. 21, 5)Как директор частного книжного издательства и начинающий писатель-фантаст (середина и конец девяностых) я не мог не анализировать причин перекоса читательского интереса в сторону остросюжетного жанра.
Соотношение реализуемой нами детективной литературы и фантастической было примерно двадцать к одному. То есть если остросюжетной продукции мелкооптовые и розничные торговцы разбирали почти шесть тонн («КамАЗ») в неделю, то фантастики всего пачек пятьдесят.
И совсем удручающ был спрос на поэзию: ее пачками, кроме сборников Пушкина, вообще никто не брал. Но это отдельный разговор.
А предложение фантастики в это время сотнями московских, питерских, ростовских и прочих издательств было само по себе фантастикой.
Кто и на какую тему только не фантазировал! И классическая научная, и космическая, и киберпанковская, и метафизическая (от Толкиена до Лукьяненко и Пелевина), и боевая, и мистическая, и историческая, и эротическая, и юмористическая, и, конечно, страшные сказки на ночь — ужастики.
Но, перечитывая по долгу службы (чаще по диагонали) все это сказочное, на первый взгляд, изобилие, несложно было сделать грустный вывод о пересечении двух взаимоисключающих факторов. Так как фантастика издавалась из рекламных соображений в привлекающих внимание ярких твердых переплетах, розничная цена книги быстро стала выше критической для среднероссийской читающей семьи.
И одновременно катастрофически низко упали редакторские требования издательств к качеству работы со словом. Жажда нарастающего потока прибыли заставляла крутиться издательский конвейер на повышенных оборотах, что часто приводило к отсутствию даже элементарной корректуры текста.
А если читатель, заплатив стоимость обеда или даже двух, с горечью убеждался, что вместо высокохудожественной философской фантастики братьев Стругацких приобрел килограмм графомании и макулатуры, то второй раз он на эти грабли, как бы красиво они ни сверкали, наступать остерегался.
Однако и к относительно хорошо написанной фантастике, кроме стремительно входившей в моду фэнтези, тоже происходило падение читательского интереса.
Это мне объяснили мой друг физик и чтение научно-популярной литературы.
Дело в том, что со времен Ж. Верна, Г. Уэллса и А. Толстого наука и даже техника обогнали в своем развитии, как это ни странно, застрявших в большинстве своем в материалистическом мировоззрении «научных» писателей-фантастов.
Летающие на магнитной и аэродинамической подвеске с околозвуковыми скоростями поезда, поддерживающие осмысленный диалог роботы, управляемые мысленными приказами протезы, беспилотные автобусы и автопоезда, мухи-разведчики, реактивные ранцы спецподразделений, клонирование, генная инженерия, орбитальные жилые модули и многое, многое другое быстро становится обыденным.
А мысль ученых ушла уже в изучение параллельных пространств и Вселенных. Да и в нашей еще делают открытия, заставляющие замирать фантастов с отвисшей от изумления челюстью.
Экспериментально доказано, например, что абсолютный вакуум — это не пустота, а особого вида материя. И если к любой точке «пустого» пространства приложить сверхмощное электромагнитное поле, в нем «из ниоткуда» возникают электрон-позитронные пары. То есть налицо материализация новой материи.
Или вот, прямое вторжение на нашу территорию: «Многие ученые рассматривают вращающиеся черные дыры как своеобразные перемычки между различными Вселенными. Они, эти перемычки, могли бы в принципе дать возможность путешествий в другие миры…».
И это пишет в 1987 году доктор физико-математических наук Лев Михайлович Мухин.
Но есть математически обоснованные гипотезы о том, что попасть в параллельную Вселенную возможно, не обязательно ныряя, как в омут, в черную дыру. Достаточно выйти за пределы постоянных Планка в любой точке нашего пространства. Собственно, черная дыра — это и есть превышение допустимых массы и плотности вещества…
И такие запредельные для фантастов по смелости гипотезы и открытия совершаются почти по всем направлениям науки и техники.
И мудрые писатели-фантасты поняли, что за учеными не угонишься. И от переставших кормить пророчеств в области научно-технического прогресса вернулись к изучению более непостижимой человеческой души. Помещаемой, однако, в перипетии сложнейших ситуаций, порождаемых гипертрофированным развитием все-таки науки и техники.
Но и тут жизнь иногда коварно изобретательнее самых смелых фантазий.
Кто и когда (кроме древнегреческого мифа) мог предположить, что грезящееся в мечтах социалистам-утопистам всех времен и народов общество изобилия чревато «синдромом Цирцеи»? В двух словах — это неприятное открытие американских психологов, что, если удовлетворить все материальные запросы духовно неразвитого человека, он быстро и физически, и интеллектуально начинает превращаться в свинью.
А свобода совести в таком обществе мгновенно превращается в свою противоположность, в свободу от совести. И «сон разума порождает чудовищ» в массовых, действительно апокалиптических, количествах.
