Я провожу через аналогичные эксперименты Херика, Чиэ, Сими и Клейна. Результаты всегда одни и те же. Если карточка появляется перед правым глазом или предмет помещается в правую руку, дети называют их правильно. Однако, если информация доступна лишь левому глазу и левой руке, дети не могут с помощью слов обозначить предмет, который видит или ощущает Правая половина мозга.
На данный момент достаточно. Теперь детям нужны тишина и возможность остаться наедине с собой. Я знаю, они обдумывают все, что видели и слышали, проводят небольшие собственные эксперименты, проверяют себя, пытаются осознать диапазон и глубину порожденных операцией изменений. Переводят взгляд с руки на руку, сгибают пальцы, что-то шепотом высчитывают.
Поначалу не стоит позволять им надолго углубляться в подобного рода исследования. Я отвожу их в кладовую, где они получают новую одежду — простые серые монашеские одеяния, которые мы носим, чтобы отличаться от обычных людей в городе. И потом они свободны, могут бродить на просторных, заросших мягкой травой полях позади жилого дома, расслабляться и играть. Может, из них уже и начали лепить оракулов, но они, в конце концов, просто десятилетние дети.
Для меня наступает время дневного отдыха. Когда по темным прохладным коридорам я иду в свою комнату, меня останавливает брат Стил, один из старших оракулов, высокий седоволосый мужчина мощного телосложения. Его голубые глаза функционируют почти независимо друг от друга, постоянно, но по отдельности сканируя окружение. Стил неизменно относился ко мне исключительно тепло и по-доброму, и все же я всегда боялась его, полагаю, скорее от благоговения перед его должностью, чем из страха перед ним самим. Вообще-то я испытываю робость перед всеми оракулами, поскольку знаю, что их разум действует иначе, чем мой, и что они видят во мне то, чего я сама не вижу.
— Я заметил, что сегодня утром в коридоре у тебя возникли сложности с Рунильдом, — говорит Стал. — Что произошло?
— Я проводила установочное занятие, и он забрел туда. Я попросила его выйти.
— Что он сделал?
— Сказал, что хочет посмотреть на новых детей. Но, конечно, я не могла позволить ему беспокоить их.
— И он начал драться с тобой?
— Никакого особого беспокойства он не причинил.
— Он дрался с тобой, Мимайз.
— Скорее, вел себя непослушно.
Левый глаз Стила впивается в мой. Меня пробирает озноб. Это взгляд оракула, всевидящий взгляд.
— Я видел, как ты боролась с ним, — говорит Стил.
— Он не хотел уходить, — Я отвожу взгляд, разглядывая свои голые ноги. — Путал новичков. Да, когда я попыталась вывести его из комнаты, он прыгнул на меня. Но он не причинил никакого реального вреда, и все тут же закончилось. Рунильд горячий мальчик, брат.
— Рунильд беспокойный ребенок, — веско говорит Стал. — Он вызывает тревогу. Становится диким, словно зверь.
— Нет, брат Стил. — Просто нет сил смотреть в этот ужасный глаз! — Он необычайно одарен. Вы знаете — конечно, не можете не знать, — что таким детям требуется время, чтобы стабилизироваться, прийти к согласию с…
— Его советник, Вори, жалуется на него. Она говорит, что у нее просто руки опускаются.
— Это временно. Вори отвечает за него всего пару недель. Как только она…
— Я понимаю, ты хочешь защитить его, Мимайз. Однако не позволяй любви к мальчику влиять на твои суждения. Думаю, здесь повторяется история с Тимасом. Это старая, старая схема — блистательный новичок, неспособный совладать с происходящими в нем переменами, который…
— Вы хотите отбраковать его? — вырывается у меня.
Стил улыбается и берет мои руки в свои. Меня затопляет волна его силы, его мудрости, его власти. Я ощущаю бездонный поток эмоций, перетекающий из его мистической Правой половины в спокойную, аналитическую Левую.
— Если ситуация с Рунильдом будет ухудшаться, я буду вынужден сделать это. Мне нравится мальчик. Я признаю за ним большой потенциал. Что, по-твоему, нам делать, Мимайз?
— Что я могу…
— Выскажись. Дай мне совет.
Полагаю, старший оракул разыгрывает со мной маленький спектакль. Я пожимаю плечами.
— Очевидно, всеми этими безумными выходками Рунильд пытается привлечь к себе внимание. Нужно постараться достучаться до него и выяснить, чего он хочет на самом деле. Может, нам удастся дать ему это просто путем нескольких бесед. Я поговорю с Вори. Я поговорю с его сестрой Китрин. И завтра же я поговорю с самим Рунильдом. Думаю, он мне доверяет. Мы с ним были очень близки весь прошедший год.
— Знаю, — мягко отвечает Стал. — Хорошо, посмотрим, что тебе удастся сделать.
В тот же день, когда я пересекаю внутренний двор, Рунильд выскакивает из дома для второгодков и бросается ко мне. Лицо у него пылает, голая грудь блестит от пота. Он вцепляется в меня, подтягивает до своего роста, заглядывает в глаза. Его глаза уже немного начали блуждать; однажды они станут совсем как у Стала.
Думаю, он хочет извиниться за сегодняшнее вторжение. Однако ему удается лишь выпалить:
— Мне очень жаль вас! Вы так хотели быть такой же, как мы!
И он убегает.
Быть такой же, как они. Да. Кто же не захочет жить в Доме Двух Разумов, вдали от шума и хаоса мира, посвятив себя мудрым размышлениям оракула и служению роду человеческому? Сестра моего деда по матери была из этого высокого общества, и в раннем детстве я часто посещала ее. Какой трепет и благоговение это вызывало — находиться в присутствии ее всезнающей Правой половины, чувствовать поток тепла и понимания, который излучал ее мудрый взгляд! Я мечтала оказаться здесь вместе с ней; мечта, вдвойне несбывшаяся, поскольку она умерла, когда мне было восемь, а к тому времени факт моей леворукости уже неопровержимо установили.
Левшей никогда не подвергают операции, в результате которой из них можно сделать оракулов. Половинки нашего мозга слишком похожи друг на друга: у большинства левшей в обеих половинах есть центры речи, и поэтому мало вероятности, что у нас разовьется дисбаланс умственной силы, которым должны обладать оракулы. Правши тоже рождаются с симметрично функционирующими половинами мозга, каждая из которых развивается независимо и дублирует действия другой. Однако к двум годам их Правая и Левая половины уже связаны таким образом, чтобы обеспечить им общий резерв навыков, и, следовательно, в дальнейшем каждая половина может развивать свои собственные, особые способности.
К десяти годам этот процесс специализации завершается. Язык, логическое мышление, все аналитические и мыслительные функции сосредоточены в Левой половине. Чувственное и художественное восприятие, музыкальные навыки, интуиция сосредоточены в Правой. Мозг Левой половины — ученый, архитектор, полководец, математик. Правая половина — поэт, скульптор, прорицатель, фантазер. Обычно обе половины действуют как одно целое. Правая испытывает всплеск поэтического озарения, Левая облекает его в слова. Правая видит узор фундаментальных связей, Левая отображает его в последовательности теорем. Правая намечает общие контуры симфонии, Левая переносит на бумагу ноты. Если между половинками мозга существует подлинная гармония, возникают гениальные творения.