Г. М. На мой взгляд, не менее важен вывод об ответственности и решающем слове. Совершенно ясно, что последнее слово было за главным конструктором. Кроме того, перед вылетом Чкалову дали не только полетный лист с заданием. Его ознакомили со специальным актом о пригодности самолета именно к этому первому вылету с визой весьма авторитетных людей. Был еще и третий документ - "ведомость дефектов", в которой указывались все имеющиеся на самолете недостатки, которые конструктор, производственники и контролеры сочли незначительными. Мог ли летчик не доверять этим документам? Нет. А раз так, то ему ничего не оставалось, как взять парашют и идти вместе с ведущим инженером к самолету. Теперь обратимся к другому не менее важному вопросу: должны ли были быть установлены на И-180 жалюзи? А если должны, то куда они подевались? Я задавал этот вопрос многим людям, но никто из них не мог дать точного ответа. И вот однажды мне пришло письмо от Н. М. Вязовецкого, которое расставило все по своим местам. "По поводу того, были ли установлены на И-180 жалюзи, хочу сообщить следующее. Я сам лично монтировал эти жалюзи на самолете, изготавливая к ним все детали, кроме механических. И именно поэтому могу утверждать, что снять их на аэродроме было практически невозможно". Все это означает, что из заводских ворот И-180 вышел все же с жалюзи. Куда же они исчезли перед самым вылетом?
И. Ч. Без сомнения, ошибались те эксперты, кто утверждал, что жалюзи на И-180 не были установлены. Они, конечно же, были, но кто-то их СПЕЦИАЛЬНО заранее снял. И сделал, это специалист. С какой целью? Приведу письмо механика А. М. Захаренко - человека, имеющего самое непосредственное отношение к событиям, происшедшим 15 декабря 1938 года. "...14 декабря в конце рабочего дня ко мне подошел И. Ф. Козлов, начальник летной части ОЭЛИД ЦАГИ и спросил, в каком состоянии у меня самолет. Я ответил, что все работы закончил, можно летать. Он сказал: "Завтра синоптики обещают летную погоду. Планируется первый вылет самолета Поликарпова. Испытания поручили Чкалову, его вызвали из отпуска. Ему необходимо сделать тренировочный полет на "Нортропе". Я полагал, что Валерий Павлович полетит на моем самолете и пошел к машине Поликарпова. На ней "гоняли" мотор. Валерий Павлович стоял у консоли левого крыла, когда я подходил к нему. В это время закончили опробование мотора, Чкалов почему-то заспешил в кабину самолета. Я только на ходу успел сказать, что надо бы лететь на "Нортропе". Но он, не дослушав меня, стал подниматься в кабину и, резко махнув рукой в ту сторону, где стояло все начальство, сказал: "А ну их... Все спешат"... Отрыв от земли был нормальный, он стал набирать высоту. Набрав примерно 500 метров, сделал первый круг над аэродромом и, когда полетел на второй, все стали расходиться по рабочим местам. Но не успел я подняться на второй этаж ангара, как услышал голос механика П. П. Прокофьева: "Захаренко, давай на машину, Валерий упал!"... Хочу добавить следующее, что считаю важным. В ОЭЛИД ЦАГИ существовал в то время закон: летчики, особенно испытатели, имевшие перерыв в летной работе более одного месяца, после отпуска или по другой причине, были обязаны совершить тренировочный полет на серийной машине и только после этого летать по заданию. Для этой цели и использовался "Нортроп". Такой полет Валерию Павловичу был запланирован, но совершить его ему не пришлось. Я не знаю причин этого, но, судя по тону Чкалова, у него, видимо, перед полетом был какой-то разговор. И разговор не из приятных, потому что таким раздраженным я его никогда не видел. Как мне впоследствии стало известно от работников нашего отдела М. Сычева и В. Барского, Валерий Павлович интересовался у них, сколько времени потребуется на установку жалюзи. Ответ был неопределенным: часа два-три, может быть, больше. Валерий Павлович понял, что в этом случае полет может не состояться, и решил не подводить конструктора и рабочих и лететь без жалюзи. Кстати, те же М. Сычев и В. Барский рассказывали потом, что сами обнаружили снятые или срезанные ножницами для металла эти жалюзи, валявшиеся в снегу, неподалеку от места стоянки И-180..."
Г. М. Что и говорить, загадочная история. Кто, зачем их снял? Удастся ли найти людей, которые были причастны к этому? Мне тоже хочется привести отрывки из еще одного письма. Оно довольно большое, поэтому процитирую лишь то, что имеет к нашему разговору самое прямое отношение. Автор Е. А. Гинзбург сообщает: "...Я был на Центральном аэродроме им. М. В. Фрунзе как представитель главного конструктора моторного завода С. Туманского... Сразу же обнаружил, что на моторе самолета И-180 установлена одна бензопомпа, а ведь предусматривалось-то, что их должно стоять две. Да и все испытания на стенде проводились с двумя бензопомпами. Я тут же сказал об этом ведущему инженеру по испытаниям В.Лазареву и поинтересовался, кто разрешил это сделать? Он ответил, что они вынуждены были поступить так, ввиду того что не было места установить свою помпу для работы гидравлики. Я искренне удивился, почему же они заранее не предусмотрели места для гидропомпы. Но он не ответил ничего конкретного, кроме того, что считает, будто двигатель вполне справится и с одной помпой. Однако я прекрасно знал, что конструировался двигатель М-88 с расчетом на две помпы, поэтому потребовал дать мне формуляр двигателя и написал: "В связи с отсутствием одной бензопомпы на двигателе полеты запрещаю. Представитель завода № 29 Е. А. Гинзбург".
13 декабря я совершенно случайно узнал, что вчера была пробежка. Это меня возмутило, так как я не был поставлен в известность как представитель моторного завода, хотя это обязаны были сделать. Но никто не мог мне внятно объяснить, почему так поступили... Утром 15 декабря 1938 года я, как обычно, был на аэродроме. Вдруг подбежал к нам механик и испуганно выкрикнул: "Чкалов погиб!" Уже в 15 часов собрали всех свидетелей и "участников" катастрофы и, рассадив по отдельным комнатам в здании ангара, заставили писать показания. Я почему-то попал в одну комнату с Н. Поликарповым... - Слушайте, почему нас все время так гнали? - неожиданно обратился он ко мне.- Почему Чкалову разрешили взлететь без жалюзи? Почему ему не показали вашу запись в формуляре, что вы запрещаете вылет без второй помпы? А что я мог ему ответить, когда и сам ломал голову над этими вопросами. Поинтересовался только, кто же его подгонял. Но он не ответил. А когда написали мы свои объяснения, всех собрали в приемной и приказали ждать, когда вызовут на комиссию. Собралось нас человек 25-30. Вызвали меня часа в три утра. Со мной долго не разговаривали. Супрун посоветовал зачитать мое заключение на формуляре двигателя. И после этого меня, не задав ни одного вопроса, отпустили. Я прекрасно помню то время и могу смело сказать, что это более чем удивительно... Самое интересное, на мой взгляд, заключается в том, что ведущий инженер по испытаниям В. Лазарев на комиссию не был вызван. У него неожиданно поднялась температура, и его увезли в Боткинскую больницу, так что страшного "ковра" он избежал. А на следующий день его так же неожиданно выпустили. И куда уж он потом ехал на электричке, с которой его сбросили, я представления не имею. Короче, его не стало. Но странно все это, очень странно.... Интересно и то, что, как рассказывал мне позже С. Супрун, на объяснении Н. Поликарпова, которое он тогда писал в одной со мной комнате, рукой Сталина было написано "Не трогать". Именно поэтому и репрессировали почти всех ведущих специалистов по И-180, кроме его главного конструктора..."
