– Договорились! Остальные хны понадобятся на ярмарке.
Мистер Истер побежал очищать площадь, а Ганс достал Свитбитл и заиграл на ней все ту же мелодию. Шум утих, даже студенты угомонились. Через десять минут стараниями хозяина внутри "Дракона" было пусто и почти чисто. В наступившей тишине стало слышно отдаленное журчанье Истербаха, и как Искроног в стойле жует овес.
Мистериозус пошел спать.
Чисто средневековый случай.
И снова ему помешали. Войдя в номер, он обнаружил, что в емкости с водой для питья исключительно солоноватая жидкость, похожая на смесь слез и соплей. То же самое было и с водой для мытья. Пришлось притащить из холла пару стаканов виски и выпустить из них спиртные пары.
Но на этом проблемы не кончились. Кое-как удовлетворив жажду и обойдясь без мытья по случаю Средневековья, Ганс обнаружил, что постель не первой чистоты по все тому же случаю. Но этого было мало. По случаю пребывания в Охохохене, подушка была вся в слезах!
Пришлось развалиться на полу, подложив под немытую голову немытые конечности. Тут бы не подхватить каких-нибудь насекомых!
Мистериозус так устал, что его сразу сморил сон. Снился ему материал для огромного истерического романа. Видел он, как дракон извергает пламя и тушит своими же слезами, наблюдал, как разливаются на земле моря из драконьих слез, как первобытные люди ныряют туда с каменными аквалангами и тому подобное.
Под утро он проснулся. Голова болела, ушей достигал аромат виски. Ганс отправился отдавать хозяину часть хны, чтобы поживее выбраться отсюда.
– Уже уходите?-удивился мистер Истер.-Это будет темой моей сегодняшней истерики!
– Как будто вы и так не истерите ежедневно!-огрызнулся Ганс.-Да, я ухожу. И я не могу сказать, что мне захочется хныкать по этому поводу!-Он крепко стиснул зубы, чтобы не дать выхода потоку филологических ругательств.
Выйдя он понял, что лучше было остаться. На площади валялись студенты и музыканты, а вокруг бродили, сочувственно похныкивая и сочиняя новые песни, хныккеры. Валяющиеся бросали в них содержимым своих карманов, которым чаще всего оказывались хны.
– Хнык-хнык!-Мистериозуса тронул за плечо давешний хныккер.-Вот, забыл вам спеть:
"По ночам Дракона призрак
Двор постоялый посещает,
Сей страшный призрак на подушки
Вам слезы горьки проливает.
Пачкая постели.
В воду хнычет, а под утро
Выползает еле".
– Как же вы переночевали?
– Понятно!-дошло до Ганса.-Значит я пришел сразу после него. Что ж сразу не спел, слезолив охохохающий [4]!-И он метнул хны в хныккера. Но от злости промахнулся, и хны легла в карман.
– Как вам сказать…-замялся хныккер, которого, кстати сказать, звали Хнык.-Я, видите ли, рекламирую эту гостиницу, а сейчас допел, чтобы потом не ругались, что не предупредил, да и сложно все время сдерживать рыданья [5]!
Оставив хныккера ловить хны дальше, Мистериозус потащился в "Стойло Пегаса" забирать Искронога. На его стойле была щель для монеты, а выше было написано: "Хныкните [6], и вас пропустят!". Ганс честно попытался сделать это в буквальном смысле, после чего подозвал хныккера, и тот ему объяснил, что уважаемому господину Мистериозусу, да и читателям тоже, не помешает заглянуть в примечания. Мистериозус швырнул по хны в хныккера и щель, дверь открылась, и глазам Ганса предстал растроганный конь. Присмотревшись, Мистериозус понял, что конь ничуть не растрогался, а просто наелся овса с луком.
Ганс пришпорил Искронога и вылетел из города. На площади уже готовились к ярмарке. Хныккеры распевались, "Слезы Дракона", выставлялись, лук выкладывался на прилавки. Мистериозус вылетел из Охохохена, вызвав плач и стон всех девушек округи, потому что был молод и хорош собой.
Реакция организма.
Отдохнувший Искроног копытами выбивал из камней искры, пока мощеная дорога не закончилась. По обеим сторонам ее тянулись поля, сады и огороды: почвы вокруг Охохохена, еще в доистерические времена щедро удобренные драконьим навозом, славились плодородием. Глаза и ноздри щекотали слезоточивые запахи культурных растений типа лука.
– Кажется, у меня на них аллергия, – вслух сказал сам себе Ганс, сморкаясь. Искроног чихнул в знак согласия.
Поля, сады и огороды закончились, начались луга. Вместе с цивилизацией закончилась и аллергия. Мистериозус расправил плечи и вздохнул полной грудью:
– Чувствую, как нервы успокаиваются. Чуть было сам до истерики не докатился в этом городишке, психоневролога на них нет!
Искроног аж загарцевал. Его лошадиный желудок только что расстался с последней порцией охохохенского лука. Бедное животное! Знал бы получше географию, не радовался бы так, ибо догадаться бы сумел, что ждет его впереди… Но еще не в следующей главе, поскольку Ганс, направляясь в Уухен, и правда решил по дороге завернуть в славный город Аахен – когда еще такой случай выпадет простому студенту-филологу?
А-а-а-ахен.
Вот показался Аахен. "А-а-а!"-завопил не отошедший после Охохохена, не выспавшийся и жутко нервный Ганс. "И-го-го!"-заржал Искроног, гарцуя. Было на что ахать, ухать, охохохать и ржать.
Дома были для Средневековья странноваты, скорей тут пахло концом второго тысячелетия. Они были слишком высокие и прямоугольные. Почти в каждом школа или университет, на худой конец-библиотека. В одну из них и зашел не М. Истериозус. Его встретил назойливый библиотекарь и стал нахваливать свои книги:
– У меня есть все, что есть у других, плюс половина того, чего у них нет.
– Хм-м…-задумался Ганс и стал разглядывать содержимое здания.
Видимо, аахенцы породили Гуттенберга на пару-тройку веков раньше, чем записали во всех летописях. Большая часть книг была напечатана почти как в далеком будущем.
Закончив осмотр, Мистериозус небрежным движением извлек потрепанную книгу "History. Srednevekov'e" (на самом деле она называлась на неведомом языке, просто филолог накорябал сбоку перевод по псевдонемецки) и продемонстрировал фолиант библиотекарю:
– Такого у вас нет.
– О да, конечно, у нас много книг на предмет предсказания будущего, но такого пока не имеется. Ого (он заглянул внутрь) если не ошибаюсь, протокельтский! Я даже могу прочесть. Это местное исчисление-2000 год?
– Ошибаетесь. С названием языка. Самый настоящий славянский кириллический.
