Тем не менее, ничто человеческое, видимо, не было консультанту чуждо, и под заурядной его внешностью крылись полнокровные чувства — судя по той радостной улыбке, какой приветствовал он капитана Тригорьева.
— Антруйте, антруйте, — произнес он, когда участковый инспектор, переступив порог, на долю секунды задержался, — и указал на один из стульев перед столом.
Слова, сказанного консультантом А.М.Быком, капитан, признаться, не понял, потому что французским не владел, иначе, конечно, сразу догадался бы, что означало оно всего лишь предложение войти, «антрэ», оформленное, правда, по законам русского спряжения. Но жест А.М.Быка Тригорьев истолковал правильно и уселся на указанное место.
Небольшое время они сидели, глядя друг на друга, как бы ведя некий бессловесный диалог; словно бы ожидая, кто первым не выдержит. Но капитан Тригорьев, издавна наученный смотреть пристально, проницательно и понимающе, не опуская глаз, мог в это время думать о вещах совершенно посторонних, как-то: застанет ли он еще молоко в гастрономе по пути домой или, как вообще в последнее время, от полезного продукта не останется даже и воспоминания. Так что вполне закономерным можно почесть, что первым не выдержал игры в гляделки А.М.Бык. Он снова приятно улыбнулся, обнажая не совсем белые, но комплектные еще зубы, и произнес:
— Очень люблю помолчать в компании. Бывает, такие глубокие мысли приходят!
— А говорить не разучитесь? — спросил Тригорьев, подумав. И, таким образом несколько запутав собеседника, сразу же в упор заявил:
— Тут у вас только что люди были.
А.М.Бык, в свою очередь несколько поразмыслив, ответил:
— Совершенно верно. Имели быть. Вот только что перед вами.
— Так вот, я хотел бы знать, что это за люди.
Капитан Тригорьев разговаривал всегда исключительно вежливо.
— Вас имена интересуют? Одну минуту!
С этими словами А.М.Бык проворно вытянул верхний ящик стола, извлек из него конторскую книгу в красном синтетическом переплете, недавно только начатую, раскрыл ее и, водя пальцем по странице, быстро нашел требуемый ответ:
— Амелехины были.
И, захлопнув книгу, выжидающе поднял на инспектора глаза.
— Конкретней, — сказал Тригорьев. — Вы поконкретней давайте.
— Ну, эта… Алебарда Ивановна? Нет, как ее…
А.М.Бык снова растворил книгу и зашарил пальцем.
— Револьвера, вот. Я помнил, что имя такое — воинское.
— Так, — сказал Тригорьев. — А еще кто?
— Амелехина же, — продолжил консультант. — Альбина Панталоновна.
— Пантелеймоновна, — строго поправил Тригорьев. — Ну, и дальше?
— Что же дальше? — поинтересовался А.М.Бык.
— Дальше, дальше давайте!
— А дальше — тишина, — сказал начитанный А.М.
— Вы, пожалуйста, третьего назовите, — попросил терпеливый Тригорьев.
— Третьего? — несколько озадаченно переспросил А.М.Бык. — Так ведь это только Бог троицу любит. Почему кого-то обязательно должно быть трое?
— Это вы что имеете в виду?
— Их двое приходило, — объяснил А.М.
— Двое, по-вашему? — прищурился Тригорьев.
— Даю вам мое честное слово.
— Как же получилось, что вышли они втроем?
— Вы так полагаете?
— Гражданин Бык! — сказал Тригорьев служебным голосом. — Я — лицо должностное и пришел по делу. Улавливаете момент?
— Простая кинематика, — сказал А.М.Бык.
— Вот и давайте кончим этот волейбол и начнем говорить по делу.
— Умоляю, — сказал А.М.Бык. — Я весь — внимание.
— С ваших слов, — сказал капитан Тригорьев, — их было двое. Две женщины, так?
— Момент абсолютной истины, — подтвердил А.М.Бык. — Амелехина Пистолета Ивановна, а также…
Тригорьев остановил его жестом, как останавливают уличное движение.
— Отсюда, — раздельно произнес он, — вышли три человека: подраму… зева… подразумеваемые вами две женщины, а также один мужчина. Вот он меня как раз интересует. Так что давайте уж, будьте любезны.
— Какой мужчина? — спросил А.М.Бык с недоумением.
— Позвольте-ка вашу книгу, — вместо ответа проговорил Тригорьев и, не ожидая более, перегнулся через стол, взял синтетическую книгу и раскрыл ее.
Интересовавшее его место было заполнено вот какой записью:
«Амелехины, Револьвера Иоанновна, Альбина Пант-на. Дом. адрес: Первый Отечественный тупик, д.17, кв.26. Вид работы: чистый возврат. Источник информации: по местожительству заказчиков. Информация относится к: май 1980 г. Стоимость заказа: 335 руб. 80 коп. Заказ принят: 15.01.1990 г. Срок исполнения: 05.1990 г.». И уже другого цвета пастой в последней графе было занесено: «Заказ выполнен 13.06.1990 г. Заказчики извещены телефонно». Далее шла уже расписка — другим почерком, несколько прыгающими буквами: «Заказ получила 13.06.1990. Претензий не имею. К сему Амелехина Р.И.». Вот и все, что там было.
Не сказать, чтобы Тригорьев много понял в прочтенной записи. Однако он на всякий случай сделал вид, что все до последней точки ему ясно, да еще многое другое ясно, чего в записи не было. И, несколько более нахмурившись, инспектор произнес:
— Так, значит.
— Вот именно! — едва ли не воодушевленно подхватил А.М. — Сами видите, именно так, и никак не иначе. Никаких неясностей, недоговоренностей, намеков, подтекстов, а также надтекстов и междустрочий, и вообще никакого мухлежа. Простая, я уже сказал, кинематика!
— Так, — повторил капитан с ударением. — Скажите, Бык — ваша первая фамилия?
— Я не замужем, — охотно ответил А.М.
— То есть, настоящая?
— Моему папе всю жизнь задавали этот вопрос.
— Где работали раньше?
— На заводе «Красный лом».
— А почему ушли? — И Тригорьев даже слегка пригнулся, как перед прыжком.
— А жить надо?
— Жить надо честно, — наставительно молвил инспектор.
— Всю жизнь! — убежденно ответил консультант. — Копейку найду на тротуаре — и ту снесу и сдам.
— А сто рублей? — круто спросил Тригорьев.
— А чтобы сто рублей найти, надо сперва потрудиться, чтобы другой их потерял.
— Так вот, — сказал Тригорьев сурово, в такт словам постукивая пальцем по все еще раскрытой книге. — Вы желаете добровольно объяснить, откуда взялся тот мужчина, которого я здесь застал? Учтите: темнить не надо. Нам ведь и так все известно.
— Я всегда утверждал, — заверил А.М.Бык, — что наша милиция на высоте. Поскольку она над преступностью. А преступность все растет. Лично же я никакого мужчины здесь не заставал. Исключая, конечно, работников кооператива.
Капитан понял, что сейчас больше ничего говорить не надо: спугнуть подозреваемых означало бы — испортить главное, если только не все. Поэтому он встал и, нависнув над столом своей ладной фигурой, проговорил лишь:
