"Но в гостиницу нам нельзя, - мрачно думал он. - Не имеем права привлекать к себе внимание, а там без этого никак нельзя будет обойтись. Кроме того, что это будет за заведение, в котором согласятся принять четверых странников в столь поздний час?" Разумеется, ему вовсе не нравилась мысль о том, что в такую погоду придется заночевать под открытым небом, но выбора у них вроде бы не было. Если, конечно, сверхъестественное Видение Тарранта не обеспечит их какой-нибудь пещерой. Или чем-нибудь в том же роде.
И они послушно брели за Охотником, казалось, долгие мили, пока наконец он не нашел то, что, судя по всему, искал. Они прошли весь город насквозь, и оказались на довольно глухой окраине. Ряды деревьев по обе стороны превратившейся в грязное месиво дороги обеспечивали защиту от ветра, так что условия здесь были более или менее сносными. Ноги Дэмьена почти онемели, их терзала жгучая боль от холода и усталости, но он тем не менее заставлял себя шагать дальше. И продолжал нести девочку, хотя за это время ему начало казаться, будто она стала вдвое тяжелее. Но своими ногами она идти, разумеется, не могла.
В конце концов Таррант свернул с дороги на тропу, ведущую в глубь леса. Слишком усталый, чтобы задавать вопросы, Дэмьен просто побрел следом. Рядом с ним шла Хессет; измученная никак не меньше мужчин, она тем не менее не отставала. Узкая тропа заросла сорной травой, сейчас трава буквально плавала в воде и скользила под ногами. Один раз Дэмьен чуть было не свалился, но Охотник железной рукой удержал его от падения. Ледяная рука Тарранта теперь была едва ли заметно холодней руки Дэмьена. И несмотря на усталость, это подействовало на священника обескураживающе.
Тропа вывела их на небольшую поляну, залитую водой не меньше чем на дюйм. В середине поляны горбилась примитивная хижина, почему-то поставленная на сваи, так что внутри все должно было оставаться сухо. Без малейшего колебания Таррант направился к хижине, распахнул дверь и осветил фонарем внутренности домика. Дверь, правда, защищал тяжелый замок, но Охотник, лишь на секунду сосредоточившись, применил Творение - и замок рассыпался в прах.
За дверью стояла кромешная тьма. И только когда посветили обоими фонарями, Дэмьену удалось разглядеть детали: грубые стены, небрежно сколоченные стол со стульями, две лежанки, печь. Немного, конечно, но сейчас все это сулило райское блаженство. Обрадовавшийся долгожданной передышке Дэмьен вошел в хижину и тут же опустил девочку на одну из лежанок. Она упала и обмякла, как тряпичная кукла.
Обернувшись, священник увидел, что Таррант ставит фонари на приколоченные к стене полки. От этого движения в воздух поднялась туча пыли. Кто бы ни был хозяином этой лачуги, уборки он здесь не проводил давным-давно.
Восстановив дыхание, Дэмьен высказал нечто само собой разумеющееся:
- У этой хижины есть хозяин.
- Конечно.
- И он может прийти.
- Не придет. В ближайшее время не придет. Я не знаю всего в деталях, но Творение подсказало мне, что этим домиком пользуются только летом. А сейчас, знаете ли, другое время года.
Дэмьен, оглядевшись по сторонам, недовольно пробормотал:
- Взлом чужого жилища.
- А вы предпочли бы заночевать под открытым небом?
Священник поглядел на девочку, по-прежнему трясущуюся от холода на лежанке, перевел взгляд на Хессет, выглядевшую сейчас ненамного лучше.
- Нет. Наверное, нет. В конце концов, мы можем заплатить за все, чем воспользуемся.
Слабая улыбка искривила губы Охотника.
- Если вам нравится думать именно так.
Огонь в печи развела Хессет: она сохранила в своей сумке, возможно, единственное сухое местечко, из которого и достала спички, аккуратно завернутые в вощеную бумагу. Бог да благословит ее за это. Скоро все в хижине окрасилось в янтарные и оранжевые тона, и хотя жар печи поначалу был, мягко говоря, больше воображаемым, Дэмьен понимал, что маленькая комнатка скоро должна прогреться.
Снаружи яростно ревел ветер, внутри единственным звуком был треск поленьев в печи, к которому вскоре добавилось шипение воды, испарявшейся из волос, из одежды, изо всего их имущества.
- Надо хорошенько прогреть девочку, - сказал Таррант. - В таком возрасте дети легко простужаются. К тому же она никогда не выходила из дому, а это означает, что ее иммунитет как минимум не разработан, так что лучше не подвергать организм дополнительным испытаниям.
Он подошел к двери, как будто собрался уйти из хижины.
- Куда это вы? - спросил Дэмьен, не веря собственным глазам.
- Скоро рассвет. - Посвященный поглядел в окно, словно рассчитывая найти подтверждение собственным словам. Хотя солнце еще, разумеется, не встало. - Мне тоже нужно найти пристанище, священник. - Он нехотя взялся за дверную ручку.
- Джеральд. Прошу вас. - И, не услышав ничего в ответ, Дэмьен добавил: - Не валяйте дурака.
Бледные глаза прищурились.
- В углу есть дверь - в подвал, куда же еще. Если он затоплен, тоже не беда. Мы можем закрыть окно. - Священник кивнул на толстое оконное стекло, за которым хлестал дождь и завывал ветер. - Вам совершенно не нужно никакого другого пристанища.
Охотник явно колебался. С его туники струйками стекала дождевая влага.
- Мы ведь союзники и единомышленники, - тихо сказал Дэмьен. - Не так ли?
Что-то дрогнуло в глубине глаз Тарранта - какое-то темное и потаенное чувство, но все прошло слишком быстро, чтобы Дэмьен смог понять, что это такое. И вновь воцарилась обычная маска - полное самообладание, абсолютная непроницаемость.
Медленно-медленно Таррант убрал руку от двери. Сделав еще одну паузу, столь же медленно отошел от входа.
- Действительно, - мягко согласился он. Словно упиваясь звучанием слов. - Именно так.
А ветер выл все сильнее и сильнее.
7
Дэмьену снился сон. Не последовательная череда образов, поддающихся хоть какому-то - пусть и инфернальному - описанию, а мешанина хаотических фрагментов, накладывающихся друг на друга, не образуя в результате никакого единства. Образы темной и почему-то стерильной страны, в которой земля черна, а деревья белы, а небо то кроваво-красное, то оранжевое. Образы бегства, чудовищной жажды, паралича, охватывающего одну за другой все мышцы, потом все четыре конечности в целом, пока ты не остаешься неподвижным и беспомощным на земле и каждый вдох дается с превеликим трудом. И вслед за этим - смех ракха. Вечно одно и то же - смех ракха, жестокий и беспощадный, - тот самый смех, который он слышал на родине Хессет. Время от времени появлялось нечто хрустальное - тускло поблескивающие колонны из черного хрусталя, как в той цитадели, которую они видели в Лема, - как в цитадели Хозяйки, которую они разрушили, только во сне этих колонн были многие тысячи - большие и маленькие, прямые и гнутые, сломанные и совершенно целые... а некоторые из гнутых имели форму человеческого черепа, в глазницы которым были вставлены живые глаза немыслимых размеров. Глаза, состоящие из сплошного зрачка, глаза как у насекомых; и в этих глазах, разбиваясь на тысячи осколков, отражались багровые и пунцовые небеса. Изумляться, откуда взялись эти видения, не имело смысла: он не забудет этого отвратительного взгляда до конца своих дней.
