В каждом случае мы имеем вполне достоверный исторический материал. Парадокс: в свете альтернативного метода такие сомнительные в прошлом свидетельства, как эпизод с Атлантидой (на грани мифа), становятся наиболее достоверными, т.к. практически не влияют ни на какое историческое изложение.
Альтернативная история, вообще говоря, имеет вполне определенные слои потребителей, сторонников внутри вполне образованных кругов. С принятием такого (множественного) исторического видения исчезает антагонизм между группами, исповедующими противоположные версии одного и того же события. Начало второй мировой войны для советских - это известный эпизод у местечка Глейвиц. Для поляков - это нападение Гитлера и Сталина на Польшу. В Сводной истории обе эти версии содержатся в виде двух смежных глав, обильно подтвержденных документами.
Отдельно в приложениях помещены крайние, экстремистские интерпретации событий, в частности отрицательного, аннигилянского толка. Как правомочная приведена событийная цепь из истории Франции, начисто исключающая Революцию и последующую деятельность императора. Следует отметить, что нынешняя историческая наука все чаще и активнее выражает сомнения в самом историческом факте существования таких фигур, как Эхнатон, Перикл, Кай Юлий Цезарь, Фридрих Барбаросса, Жанна д'Арк, Ян Гус и т.п., а соответствующая дисциплина - психология масс, рассматривающая свой предмет в историческом аспекте, вообще определяет их как "фантомы массовой истерии". Одно из крайних мнений, также нашедшее место в настоящем сводном курсе - это предложение вовсе аннулировать предмет истории. Согласно такому взгляду, история - это лженаука, занимающаяся прошлым, т.е. одним из видов несуществующего, и на этом основании должна влиться в куда более широкое интеллектуальное русло, базирующееся как раз на несуществующем во всех его видах, и получившего наименование "нонэкзистенционализм".
ЛЮБИМАЯ ТИТА
Человек с редким именем Тит (хотя, если разобраться, какое оно редкое, ведь еще в начале века это самое обычное имя среди простолюдья), так вот, этот самый Тит внезапно обнаружил, что его возлюбленная сумчатая. До нее у Тита долго тянулась связь с грудастой блондинкой-костюмершей, однако с ней пришлось расстаться, она оказалась на удивление тупой и неряшливой. А следующая, у которой обнаружилось такое, сперва показалась Титу воплощением всех его желаний - стройная, подвижная, с темной челкой, с раскосыми светло-карими глазами и - главное, что Тит особенно ценил, - с прекрасным низким голосом, как бы свободно проникавшим внутрь его существа, вдобавок более образованная и сведущая, чем он, словом, не удивительно, что Тит был вскоре совершенно пленен, тем более по контрасту с недавней костюмершей.
Не мешает уточнить вот что: все свои знакомства и любви Тит заводил вовсе не из-за врожденной игривости, напротив, он сложился как серьезный и основательный мужчина, главным в этих делах был для него поиск настоящей спутницы жизни, но так уж вышло, что поиск этот приобрел постельный характер. Он прямо-таки возликовал, предположив, что искания его, наконец, окончились; но тут-то и произошла осечка.
В очередную их встречу, уже поутру, когда оба торопливо одевались (будний день, работа), Тит обратил внимание на отсутствие у любимой пупка, легкую складочку на животе - и сразу все выяснилось. К ее чести, не было никаких запирательств и недомолвок - да, вот мол такой факт. Тит, вне себя от изумления, глядел на девушку во все глаза, еще не понимая, что это открытие перечеркивает все его планы; она же, свободно откинувшись в кресле, распялив колготки на ладони, вроде бы изучала их узор, время от времени взглядывая на Тита холодно-испытующе. Тит вскочил.
- Как это получилось? - задал он глупый вопрос. Но ответ получил исчерпывающий. Впервые она обнаружила эту свою особенность еще в детском приюте, куда была подкинута неизвестной матерью; еще тогда она детским инстинктом поняла, что такое лучше скрывать. Однако феномен, отличие не давало ей покоя. По мере взросления она узнавала все больше о сумчатых и пришла наконец к выводу, что все многообразие вида сумчатых, имеющих как бы дублеров чуть ли не у каждого млекопитающего, неполно без человека, более того, люди-сумчатые должны скрытно существовать в человеческой среде, она тому живой пример. Эта мысль вдохновила ее на поиски себе подобных, и она с гордостью сообщила Титу, что вскорости обнаружила таких - трех женщин и двух мужчин. Дальше - больше.
- А как ты определила мужчин?...
- По отсутствию пупка, - ответила любимая, не углубляясь, и продолжала рассказ. В скором времени ей удалось выйти на общество, чуть ли не союз сумчатых, в котором, как и в любом другом союзе, были свои группировки, теоретики, программы, экстремисты, "ну, словом, все как у вас" здесь Тит впервые понял, что она понимает его, Тита, как существо другой породы, и только теперь почувствовал отчуждение. По ее словам, экстремисты-сумчатые предрекли скорый конец эре плацентарных - тому множество причин, все их знают, - и в конце концов воцарялись в мире, как подвид, созданный природой именно для кризисной поры. Сущность преимуществ - в процессе вынашивания детеныша...
И она принялась обстоятельно растолковывать Титу особенности существования своего вида в обычной человеческой диаспоре. Тит уже не старался вдумываться - он просто внимал ее изумительному голосу, идущему непосредственно в душу, впивал глазами округлую смуглоту, дремучесть распущенных волос, в общем - прощался навсегда. Никогда прежде не было так тяжко.
- Ну, а зачем ты связалась со мной?
- Зачем, - она задумалась, морщинка взбежала на лоб. - Ну, опять же, искала себе подобных...
- А дальше? Ведь это стало ясно в первый же вечер!
Любимая нахмурилась и закрутила на палец длинную прядь. Тит обожал ее в этот момент. Боже, если б не это!
- Ну... ты мне понравился.
- А теперь? - вопросил Тит потерянно.
- Теперь - еще больше... А, не обращай внимания. Я хочу жить с тобой.
Улыбка, прыжок, и вот она уже у него на коленях, и лицо Тита в джунглях тугих каштановых волос - но теперь, вместо чувства безбрежной отрады, как раньше, вдруг с острым холодком втекла в душу странная тревога и ощущение животной чуждости этого ладного, всегда желанного тела. Даже запах волос будто отдавал слегка зверинцем... Тит отстранился и встал. Она смотрела на него снизу из кресла. "Кенгуру", - подумалось с острой тоской.
В то утро они еще не расстались и даже назначили новую встречу, но Тит - да и его любимая - ясно понимали, что произошло. Он смотрел вслед стройной фигурке в долгополом пальто, бегущей по заснеженной набережной (Тит жил тогда возле канала), и сотрясался от внутренней муки. Когда же девушка скрылась за углом, его вдруг вырвало прямо в канал, еле успел добежать до парапета. На миг Тит уподобился какой-то мифологической бестии, коих не счесть у Петергофских фонтанов; затем медленно выпрямился, отер лицо снежком с чугунной ограды и поплелся в сторону метро.
