- Нет уж - раз начала, то надо допивать. - Эмилия подняла темную бутыль и взболтала вино, чтобы знать, много ли еще осталось. Судя по ее растроенному лицу - совсем чуть чуть.
Я, насколько это было возможно, оперся на левый бок, чтобы она не добралась до второй посудины.
Вскоре она уже вовсю сопела, уснув под легкое покачивание машины. Я тоже почувствовал как подобралась дрема и погрузился в тревожный сон.
Звяканье бокалов вернуло меня в реальность. Лимузин явно съехал с хорошего шоссе на какую-то загородную дорогу и теперь его ощутимо раскачивало.
Эмилия тоже открыла глаза и села, заняв часть моего сиденья. Я не переставал удивляться ее переменам. Создавалось впечатление, что два разных человека появляются передо мной, незаметно подменяя друг друга. Я не был уверен, что эта женщина несколько минут назад могла осушить поллитра за несколько минут. Она была очень серьезна и казалась абсолютно трезвой.
- Подъезжаем, - таким тоном говорят надзиратели, когда приводят заключенного к камере смертников.
- Послушай, Эмилия... - кашлянул я.
Она посмотрела на меня таким взглядом, как будто я с луны свалился. Или голым зашел в банкетный зал. Второе было гораздо вернее.
Я уж и не знал: стоит продолжать. Немного смущенный, я осторожно поинтересовался:
- Чего ты хочешь от меня?
- Скоро узнаешь.
Лучше бы она этого не говорила.
Наша карета плавно затормозила, из распахнутых дверей ударило в глаза солнце, тяжелые фигуры вытряхнули меня из салона, одна из них взвалила мое бренное тело на нехилое плечо и поволокла в сторону шикарнейшей виллы, отгороженной от асфальтированной площадки для машин фонтаном с сверкающей золотом статуей Самсона, рядом с которым почему-то не было льва.
Так вот куда делась эта скульптура. Помню, три года ее искали по всей стране. А она, оказывается, совсем рядом. А куда же льва дели? Надо будет спросить на досуге.
Стайка мускулистых собак неизвестной породы встретила нас вилянием обрубков. Клыки толще пальцев на моей руке. Однако, бежать отсюда будет непросто.
Меня внесли на второй этаж, где в глубине коридора скрывалась маленькая скромная комната с камином посреди внешней стены, на двух других - низкие рамы окон, бросили на пухлый диван, сняли ботинки с недвижимых ног, повернулись и вышли, цокнув замком.
Мне показалось странным, что обыскивающие меня люди забрали револьвер, но не прикоснулись к вину. Бутылка, согретая моим телом, торчала горлышком наружу.
Я попытался пошевелить онемевшими пальцами. Мне это удалось. Суставы в локтях работали плохо и, вообще, ниже пояса я все еще был парализован.
Так я лежал, не в силах перевернуться на спину, довольно долго, пока не почувствовал как по всему телу пробежала дрожь, покалывание тысячи иголочек, взмокли от напряжения ноги, всего залихорадило. Вскоре отпустило и я понял, что могу шевелиться.
Как будто заново родился. Ноги еле слушались, когда я, шатаясь и хватаясь за спинку кресла, двух стульев, подобрался к окну. Стекло было толстое, пуленепробиваемое. Я всей массой навалился на него, расплющив нос.
Там внизу, детина в черном сидел на крошечной, по сравнению с его комплекцией, механической газонокосилке и наворачивал круги по гигансткой лужайке, конец которой прятался от моего взгляда за кронами деревьев. Небо было затянуто тучами и наводило тоску. Скоро ночь.
Лимузин, очевидно в котором меня доставили так и стоял, брошенный, с раскрытыми дверцами. Вверху загрохотало, первые капли, словно боясь, легко ударили по карнизу, несколько секунд ничего не было, а потом - как будто дядя с седой бородой и нимбом решил отвернуть краник на полную - хлынуло так, что загудели под тяжестью стволы тополей. Горилла в стильном костюме бросился с крыльца закрывать лимузин.
Я обернулся на звяканье замка в двери.
На пороге стоял сухой старик с подносом в руках, он вошел, шаркая домашними тапками и тряся головой, следом за ним, как кошка, неслышно ступая, появилась Эмилия.
- Захар, ты свободен.
Старикан покорно согнулся в три погибели, изобразив крючок, затем произошла заминка: он охнул, видимо не смог выпрямиться, и, боком-боком, боясь вызвать гнев, выскользнул из комнаты.
Эмилия скинула с подноса салфетку и я сразу же почувствовал острое желание почревоугодничать.
Мои пальцы лоснились от жира после ножки индейки, в голове шумело от водки и пережитых неприятностей, хотя неизвестно, что впереди: может это последний обед пленника. С кресла Эмилия с нескрываемым интересом наблюдала за моей трапезой, ни произнеся ни слова.
Я вытер пальцы, прочистил языком передние зубы, и, мужик я или нет, схватил Эмилию за умопомрачительно изящное запястье и рванул к себе, жадно прижал, осыпав поцелуями ее очаровательную шею.
- Детка, давай на диван, а?
Она никак не отреагировала на мое бурное проявление чувств, чем ввергла в замешательство.
- Нет, ну я так не могу. - фальшиво закапризничал я, а потом подумал, что действительно не могу.
Я вскочил и пошел кругами вокруг кресла.
- Ты кто такая? - заорал я ей в лицо, ничего не боясь: ни ее нового ее превращения, ни появления обезьян-телохранителей, ни черта, ни дьявола.
Она тихонько хмыкнула и, сорвавшись с места, - я не успел ее задержать очутлась возле двери. Улыбнулась на прощанье и скрылась, оставив меня одного, злого и ничего не понимающего.
Что за женщина! Я вдруг вспомнил про Долорес и почувствовал, что то что было между нами - цветочки, по сравнению с тем, что я испытываю к этой зеленоглазой кошке.
Подлец, предатель. Стоило этой жуткой дамочке появиться на горизонте, как ты готов забыть все на свете. Как многоликое чудовище, она затянула меня в свои сети. Теперь мне конец. Если она не будет моею - я труп.
Погодите, господин хороший. Интересно, как это она может стать твоею, если ты, а не она - игрушка.
Да очень просто, болван. Надо сменить правила игры. Ты что не понял, как можно с ней справиться?
Вино! Конечно! Идиот, как я сразу не догадался. Надо действовать.
А ты что, Веней прикинешся? Что ты сможешь сделать?
- Да попытаюсь хотя бы. - крикнул я себе.
Я бросился к дверям и заколотил в них громким боем. Бил пока кулаки не покраснели и не послышались шаги.
- Чего надо? - хрипло ответил голос.
- В туалет хочу.
- Сейчас.
Он выдернул меня из комнаты и поставил рядом с собой - здоровый слон, на три головы выше.
Надо было действовать быстро и решительно и я поступил самым детским, тут же пришедшим на ум способом.
- Что это у тебя? - мои глаза впились в пуговицу на его животе.
- Где? - он нагнулся, хотя лучше было бы для него, если бы он этого не делал.
Я ударил его ногой в пах, так, что он еще больше согнулся - как раз, чтобы я мог вмазать по шее. Я побоялся за целость кости, когда под моим ударом он рухнул на паркет. Не его кости - моей.
