- Девушка, вам помочь?
- Да, - сказала Леля и обернулась. Перед ней стоял низкорослый Пан с маленькими бусинами-глазами, спрятанными в лохматых бровях, плавно переходящих в бороду. - Мне нужна кожа от переплетов.
- Дима, к тебе клиент! - крикнул он в приоткрытую дверь, и из щели спустя мгновенье вылезло улыбающееся лицо. Было это лицо в халате с прилипшими к нему книжными крошками. Голос лицо имело улыбчивый, как и вид. Леле Дима сразу понравился. Он был длинный, худой и крепкий и пахло от него дорогим табаком "Davidoff".
- Слушаю, - сказал Дима Медсестре Леле, распахивая перед девушкой дверь. - Переплетные работы всех видов. - Он уже аккуратно вел клиентку под локоток в каморку, где, казалось, шагу нельзя было ступить - столько здесь приходилось на каждый вершок пространства инструментов, приспособлений, столиков, станков и станочков, каких-то тигельков и гладилок, наковален и наковаленок и много чего другого, чему Леля не то что имени, слова не могла подобрать, хоть примерно способного описать увиденное.
- Мне, - смущенно сказала Леля, - просто нужен старый кожаный переплет. Только старый, чем старее, тем лучше, - добавила она уже тверже, видя, что на лице мастера не промелькнуло ни тени пренебрежения.
- Ага, - ответил Дима и улыбнулся. - Старый кожаный переплет. Любой? спросил он, убирая с прохода кипу листов картона и освобождая дорогу к шкафику, стоящему у дальней стены.
- Только чтобы не от церковных книг.
- Отчего же, - брови у Димы дрогнули и удивленно взлетели вверх, такое негативное отношение к святости?
- Почему негативное? Наоборот, нормальное. - Она не стала объяснять Диме, что на кожаный переплет от книги, которую освятили в церкви, не приманишь неизвестное существо, живущее в неизвестном месте. Это как на нательный крестик ловить черта, поселившегося в подполье.
Но Дима, как человек деликатный, не стал ждать комментария от клиентки, он уже отпирал шкаф, и любопытному взору Лели открылись его сокровища.
- На этой полке у меня девятнадцатый век. Эти вот переплеты Ариничева, эти - Ляндерса. А вот побогаче и подороже - Шнеля, Соколова, вот - Ро. Нынче один "шнель" в марокене, тисненый золотом, стоит больше, чем сама книга. Они всегда дорого стоили. Если это, конечно, марокен настоящий, старый, а не какая-нибудь марокеновая бумага...
- Извините, - сказала Леля, - мне не нужно побогаче и подороже. Мне бы только, чтобы из кожи козла.
- Они все из кожи козла, только фактура разная. Марокен - это тисненый сафьян, то есть обыкновенная козлиная кожа, только дубленая в растворе дубовой коры или сумахе. Вообще-то, на переплеты идет и телячья кожа, опоек, но она не такая долговечная, как сафьян, и применяется, в основном, для реставрации старых книг.
- Спасибо, - кивнула Леля, - очень интересный рассказ. Но здесь у вас одни переплеты, а книги где?
- Там. - Он показал на стеллаж с лохматящимися бумажными блоками. - Я со старинных книг кожу с переплетов снимаю и на новые книги ставлю.
- В чем же выгода? - не поняла Леля. - Ведь старинная книга дороже ценится, тут и в ёлки ходить не надо.
- Это смотря какая книга. Если, к примеру, прижизненное издание Пушкина, тогда да. А если это какой-нибудь ширпотреб для народа, вроде сытинских изданий житий святых, тогда - нет. И потом, я стоимость старой книги со стоимостью переплетных работ суммирую.
- Все равно, не вижу смысла. Кому нужны новые книги в старых переплетах?
- Тут вы не правы. - Дима рассмеялся от удовольствия. - Есть собиратели, которые даже импортные детективы в кожаные переплеты любят одеть. А есть просто любители старых кожаных переплетов, и что там, под переплетом, на это им решительно наплевать. Я им новые книги в старых переплетах сплавляю, а то, что от самой книги остается, в смысле внутренности ее, странички, переплетаю по-новой и отдаю нашему Вадику на комиссию. Есть еще любители полукожи, эти любят, чтобы на книжных полках много золота было, а книжку вынешь, на ней только и золота, что на узкой полоске на корешке. Помните, гуся на пиру у Трималхиона? С виду гусь, а приготовлен гусь из свинины. Вот и эти такие же.
- Ух, я уже устала. Кожа, полукожа... Который час? - Видимо, от обилия впечатлений и от запахов, наполнявших тесную мастерскую, Лелю слегка подташнивало, ей хотелось поскорее на воздух. - Вы меня простите, но я спешу, у меня дела.
- Понял. - мигом ответил Дима. - Время клиента я ценю превыше всего. Итак, вам нужен старый переплет из козлиной кожи. Могу предложить вот этот. Переплет снят с книги Иоганна Фридриха Клейкера "Магикон", изданной в 1784 году в Москве. Сохранность переплета хорошая, края вот только чуть-чуть подстерты. Или вот еще "Жизнь некоторого мужа и перевоз куриозной души его через Стикс реку", сочинение Степана Колосова, Петербург, 1780 год. Сбоку, видите, как бы мышки кожу слегка подгрызли, но это я специально прошелся по материалу скобелем. У нас это называется "придать переплету особый исторический аромат"...
- Хорошо, давайте с историческим ароматом. Сколько я вам должна?
Леля вышла из мастерской в зал и настороженно повела носом. Тонкий запах паутины был незаметен, но Леля его распознала сразу же. Запах делался все тоньше и тоньше, умолкал и скоро замолк совсем. И вдруг вынырнул неизвестно откуда, из какого-то укромного закутка, и, словно жесткий воздушный душ, обдал Лелю своим яростным ароматом. Но это был никакой не Иван Васильевич, как подумала она на секунду раньше, это была девица, рыжая, наверное, крашеная, в черной юбке, сползшей на один бок. Вот девица подошла к кассе, перегнулась через прозрачный щит и что-то зашептала кассирше, то и дело бросая взгляды на покупателей.
"Боже! Какая у нее блядская рожа", - подумала Медсестра Леля.
Рыжая отошла от кассы и прошла совсем рядом с Лелей, направляясь в соседний зал.
"Какая блядская у нее походка", - вздохнула Медсестра Леля и тут увидела, как с плеча этой рыжей дурищи сорвало сквозняком паутинку. Перехватив паутинку в воздухе, Леля зажала ее в руке.
- Вадик, так я пошла? - спросила рыжая у кого-то в соседнем зале. "Какой у нее блядский голос", - подумала Медсестра Леля и сощурила свои оленьи глаза.
- Хер тебе, а не Иван Вепсаревич! - сказала она спустя секунду, выходя из магазина во двор.
Глава 8. В штаб-квартире у Калерии Карловны
Негр Алик, уже не негр, а господин вполне славянской наружности, с цветом кожи, правда, довольно смуглым, но не по линии африканских генов, а по причине самой обыкновенной - попробуйте повкалывайте на мусорной свалке через сутки по пятнадцать часов, поворочайте штыковой лопатой среди тлеющих, смердящих отбросов, не такими, как Алик, станете - сидел в штаб-квартире Калерии Карловны и выслушивал неприятные речи. А выслушивать неприятные речи приходилось Алику потому, что миссию, на него возложенную, по вхождению в доверие к Вепсаревичу и снятие посредством сострига с Вепсаревича образчиков паутины выполнить Доценту не удалось. В доверие он то есть вошел и образчики паутины срезал, но только где они, те образчики, хрен их, те образчики, знает. Она ж, паутина, легкая, смылась, должно быть, в сток, когда Алика отмывали в мойке от фальшивой негритянской окраски. И надписей никаких он не видел. Ни надписей, ни планов, ни чертежей, вытатуированных у соседа на коже. Больно уж чуток на сон, этот ваш И. В. Вепсаревич. Даже чтобы снять паутину, и то пришлось попотеть, помучаться, можно сказать, рискуя быть припечатанным костылем в лоб.
