— Иди и берись за дело, — сказал Портнов, обращаясь к Сашке, но глядя на Костю. — Перед тобой просто непочатый край, гора, море работы. Я бы на твоем месте не тратил драгоценное время на ерунду.
— До свидания, — сказала Сашка.
Портнов остро глянул на нее поверх очков. Хмыкнул. Удалился. Сашка только теперь ощутила, как она устала. И как оттягивает плечо проклятая сумка. И как хочется просто лечь, закрыть глаза и ни о чем не думать.
Она села рядом с Костей на гранитный постамент и привалилась спиной к бронзовому копыту.
— Я вот что не могу понять, — сказал Костя задумчиво. — Эта штука, лошадь, в смысле, она ведь ни в одну дверь не влезет. Получается, сначала построили памятник, а уже потом вокруг него институт… Как это может быть?
Сашка молча помотала головой.
— Чего он от тебя хотел? — спросил Костя тоном ниже.
Сашка вытащила из сумки свой новый учебник. Видавший виды. Ярко-красный. Потертый.
— Это что? — спросил Костя.
Сашка открыла книгу. Ни предисловия, ни авторов, ни каких бы то ни было объяснений. «Упражнения, первая ступень».
— Уже легче, — сказал Костя. — По крайней мере, слова знакомые.
…
«Номер один. Вообразите сферу, внешняя поверхность которой красная, а внутренняя — белая. Не нарушая целостности, мысленно деформируйте сферу таким образом, чтобы внешняя поверхность оказалась внутри, а внутренняя — снаружи…»
— Как? — беспомощно спросила Сашка.
Костя взял у нее книгу. Пробежал глазами. Вернул:
— У тебя дома все в порядке?
Этот вопрос, такой двусмысленный и такой точный, рассмешил ее, несмотря на усталость:
— У меня все дома. Да. Если ты это имел в виду.
* * *
Лил дождь. Вода шелестела в сточных трубах. Сашка, перерыв чемодан, поняла вдруг, что приехала на учебу летом, в джинсах и футболке, и ворох одежды, что запихивала в чемодан мама (вопреки громким Сашкиным протестам), ворох, казавшийся громоздким и ненужным — не только необходим, но даже и хлипок перед лицом наступающих холодов.
Куртка. Шерстяной свитер и еще один, полушерстяной. Вязаные носки. Тонкие рейтузы, чтобы натягивать поверх колготок. Несмотря на заклеенные окна, в общаге было промозгло и холодно; опять отключили горячую воду. Мыться приходилось в тазах, а воду греть на кухне в большой кастрюле. Белье на холодных трубах не высыхало ни за ночь, ни даже за сутки.
…
«Вообразите две сферы, большего и меньшего диаметра. Мысленно разместите первую внутри второй, с таким условием, чтобы диаметр обоих сфер не изменился…»
Делать эти упражнения оказалось еще хуже, чем читать бессмысленные параграфы и учить на память белиберду. Портнов раздал задачники всей группе «А», еще через день — группе «Б». Кроме того, каждому первокурснику достался новый текстовой модуль с цифрой «два» на обложке, каждый день приходилось читать и учить параграфы. Английский, история, философия — все шло прахом, ни на что не хватало времени. Только физкультура, где добрый Дим Димыч вместо кроссов и нормативов предлагал первокурсникам баскетбол, волейбол и спортивные танцы, была просветом в бетонной стене зубрежки.
Контрольный Сашкин день — суббота — приближался неумолимо, из пяти упражнений она худо-бедно научилась делать два. Закрывая перед сном глаза, она видела в темноте все эти сферы, спирали, трубы, никак не желавшие проскальзывать сквозь другие, меньшего диаметра; от упражнений чесались глазные яблоки и першило в горле.
— Саня, мы тут мужиков посылаем за водкой, — сообщила Оксана, вернувшись из кухни. — Давай денежку, и тебя возьмем в коллектив. А то задубела совсем.
— Я не пью водку.
— Ну, разбавь пепси-колой.
— Слушай, мне завтра пять упражнений сдавать, а я…
— От работы кони дохнут. Ночью доучишь. Пошли к нам, греться будем!
Сашка заколебалась.
— А можно, я Коженникова приведу?
— Приводи! Только пусть что-нибудь захватит из жратвы там, из выпивки. Мы на кухне второго этажа, велкам!
Лиза сидела за письменным столом перед раскрытым задачником. Глаза ее, не отрываясь, смотрели в одну точку. Возможно, в этот самый момент она выворачивала наизнанку воображаемые сферы.
А может, вспоминала о чем-то. Сашка не решалась с ней заговаривать с тех самых пор, как заново обрела дар речи.
Костя, простуженный и вялый, сопротивлялся недолго. Его соседи-второкурсники пьянствовали где-то в своей компании, в тумбочке одного из них нашлась банка кильки в томате.
— Я Захару потом отдам, — пообещал Костя не то Сашке, не то сам себе. — Пошли.
На кухне было дымно и даже жарко.
— Группа «А» пришла! — крикнула Оксана, подбирая со стола два чистых пластиковых стаканчика. — За вечную дружбу между нашими группами, первыми буквами алфавита!
Костя выпил полстакана водки и осоловел настолько, что тут же потребовал добавки. Банку кильки вскрыли ржавым консервным ножом, и она пошла по рукам: алюминиевой столовской ложкой вылавливали дохлых рыбок из глубины кроваво-красного соуса, выкладывали на толстые ломти ржаного хлеба, подлива растекалась кровавой лужей, банку передавали дальше. Сашка и Костя, соорудив себе по бутерброду, уселись на еле теплую батарею. Сашка отыскала на столе бутылку с пепси-колой и разбавила водку в своем стакане: получилось сладкое, в меру алкогольное пойло.
— Не жалею, что живу я часто с кем придется, только знаю, что в один из самых лучших дней… — красиво и надрывно пел парень из группы «Б», Сашка знала, что его зовут Антон, а фамилию никак не могла запомнить.
Ее повело.
В теплой кухне, с килькой в зубах, в клубах сигаретного дыма, она ощутила себя свободной. И, соответственно, счастливой.
Костина рука опустилась ей на плечо.
— Все вернется! — нестройными голосами пели девчонки. — Обязательно еще вернется! И природа! И погода, и тепло друзей!
Сашка обняла Костю изо всех сил. Сейчас это был самый близкий ей человек. Ближе мамы. Потому что маму уже стыдно так обнимать, а у Кости сильные руки с большими ладонями и ребра прощупываются сквозь свитер. Сашка вспомнила, как еще год назад мечтала сидеть вот так, в компании, рядом с парнем, обнимать его, пить из пластикового стаканчика и петь, и смеяться…
— Люди! — крикнул кто-то, влетая в кухню. — В душевой горячую воду дали!
«Люди» отозвались радостным ревом, как толпа болельщиков на стадионе. Костя наклонился к Сашке и поцеловал ее в губы. Сашка попыталась было уклониться — ей в первую минуту было неприятно — но потом смирилась.
А еще через минуту поняла, что ей нравится.
— Ты что, ни с кем не целовалась?!
