«Изменился Михаил, как на княжество взошел, – думал при этом дядько Селиван с раздражением. – Не таким его помню – ребенком сговорчивый был, на все соглашался, теперь – не то!» В чередовании его воспоминаний – и старых, многолетней давности, и вчерашних – то возникал улыбчивый черноголовый мальчуган, усердно кивающий на любое слово «дядьки Селивана», то такой Михаил, какого я знаю. И этот, новый для Селивана, Михаил теперь только отрицательно покачивал головой, упорно отклоняя предложение сесть-таки на княжение в Суроже. Сесть, даже несмотря на нежданное-негаданное появление молодой княгини Шагировой.
«Значит, вчера, когда он отлучался к наместнику, был разговор! Старый змей Селиван предлагал проигнорировать мое появление и усугубить дело, как задумывалось первоначально! И Михаил отказался!»
А старый змей все бормотал:
– Только вас, княгинюшка, ждать будем, никто теперь нам не нужен, как бы долго вы не изволили задержаться в пути за даровой милостью. Мы, рабы ваши верные, в покорстве будем ждать и молиться за вас, молиться и ждать…
И глядел на меня оценивающе, что еще я смогу придумать:
– Но почему вы в таком случае Михаила не собирались отправлять в Вышеград? – жестко спросила я.
Старичок добродушно улыбнулся – на это возражение у него был заготовлен достойный ответ.
– Матушка, да ведь он уже князь! Какое ему еще разрешение надобно? Пришел бы да княжил. Все по Прави.
– Значит, чужого князя можно сажать без всякого разрешения, – возмутилась я, – а настоящую княгиню надо слать бог знает куда и зачем? Что за дурацкий закон!
– Но он же есть, княгинюшка, как бы мы ни лаяли его. И никуда от этого не денешься – если только хочешь жить по Прави. А от бесправья – убереги нас Господь! Так-то, кня-гинюшка-матушка… Ой и засиделись мы тут! – всплеснул он сухонькими ручками с дряблой пергаментной кожей, поняв, что я исчерпала аргументы. – Там ведь ждут. Все предупреждены, всем хочется увидеться с княгинею («И попрощаться», – присовокупил мысленно). Да и посольство князя Квасурова, верно, прибыло уже. Не соблаговолите, матушка, пройти в Величальную залу?
– Соблаговолю, – сквозь зубы ответила я.
Лыцарство действительно оказалось предупреждено. Подходившие ко мне господа (числом не менее тридцати) все как один выражали мне свою покорность и глубокое сожаление, что согласно Прави не могут меня сопроводить до Вышеграда. Кто сожалел не без злорадства, но большинство были искренни в своей печали. Георга среди приглашенных не наблюдалось – и то слава богу, не приходилось каждую минуту опасаться удара кинжалом.
Зато подошел Иннокентий – все в том же латаном-перелатаном кафтане. Бормотал жалостливое, клялся в верности – был уже пьян. Воспоминаний о разговоре на постоялом дворе не сохранил, меня не узнал.
Кравенцовское посольство и лично князя Михаила лыцары приняли с радостью – тут уж единодушие было полное: вражда князей установила границы, мешавшие торговле, отрезала близкий выход к морю да и просто могла каждую минуту обернуться войной. А воевать неизвестно за что никому не хотелось.
Состоявшаяся после официальной части трапеза постепенно перешла в веселое застолье. Мне было тяжко. В разгар празднества я поднялась со своего места во главе стола. Лыцарство уважительно примолкло, а подскочивший следом Селиван громко объявил собравшимся, что княгиня желают перед завтрашней долгой дорогой отдохнуть в отцовых палатах. Завтра же с рассветом все господа лыцары соберутся перед княжескими теремами, чтобы торжественно проводить мою карету до самых городских ворот.
Да уж, отметила я, в последний путь провожают меня по первому разряду!
Коротко поблагодарив лыцаров, столь преданных роду Ша-гировых, я удалилась в сравнительно небольшую спаленку, которая и оказалась покоями отца.
Там меня поджидала Лизавета. Настроение у нее было восторженное, она уже знала (как и весь Сурож) про то, что я, согласно древней Прави, отправляюсь в стольный Вышеград к самому цару за его царовым благословением на княжение. В том, что благословение будет получено, она нисколько не сомневалась, а само путешествие представлялось ей приятной прогулкой. В моем присутствии – «самой княгини!» – никакие испытания не могли даже представиться ей страшными. Вышеград виделся дивным дивом – наподобие райского Ирия, а уж в мечты Лизаветы о будущих рассказах, когда вся слобода будет слушать про это замечательное Лизаветино путешествие, я даже боялась заглядывать – уж очень хотелось разрыдаться. Только не знаю – от смеха или с горя…
– Ты вот что, Лизавета, – прервала я ее. – Пойди… или лучше пусть кто-нибудь пойдет – чтоб тебя не видели… Мне нужен князь Михаил. Пусть его сюда проводят.
– Ага, – с понимающим видом кивнула она (хотя по мыслям было заметно, что ничего не поняла – да особенно и не хотела: господские дела запутанные и вовсе не ее ума!).
А порученное она умела исполнить быстро – Михаил вошел в покои уже через несколько минут.
– И что вы, князь, думаете об этом иезуитском плане, который разработал ваш неродственник Селиван? – с места в карьер поинтересовалась я.
– «Иезуитский» – это похабное ругательство? – с веселым интересом полюбопытствовал Михаил.
– Нет. Как раз очень книжное. Не улыбайтесь, князь. Мне нужна ваша помощь в одном трудном и опасном деле.
– Наконец-то! – Михаил сделал все, чтобы стать серьезным. – Я весь внимание.
– Мне нужны все ваши люди. Восемь мужчин, включая Порфирия.
– А я не нужен? – удивленно вскинул Михаил свои неотразимые брови.
– Вы… – Я запнулась. – Поймите меня правильно, князь. Вы достаточно умны, чтобы знать всю важность своей персоны. Я сказала, что ваши люди нужны мне в очень опасном деле. Не исключено, что могут быть жертвы. Да что там – боюсь, погибнут все! Но вы нужны своему княжеству. И Сурожскому. Я знаю, вы отказались от княжения здесь в мою пользу. Но, как видите, обстоятельства меняются. Меня сажать на княжение категорически не хотят. Этот Макиавелли Селиван все подготовил для того, чтоб я незаметно самоликвидировалась. Поэтому вам, наверно, придется пересмотреть свое решение. Ваш статус обязывает…
Михаил поднял ладони, как бы защищаясь от потока, хлынувшего на него:
– Умоляю, княгиня, не так скоро. Вы говорите слишком много слов, которых я не знаю. А пока я соображаю, что бы они могли означать, вы уже успеваете сказать новые, столь же незнакомые слова! Я не против: общаться с вами – это восхитительное занятие. Будто идешь по незнакомому звенящему ручью – все интересно и здорово. Но нет-нет, да и провалишься в неведомую вымоину. А чтобы выбраться, надобно время. Все хорошо, княгиня, но только чуток медленнее…
