Мирно посапывавшая в дреме Лизавета не удержалась со сна и свалилась мне под ноги. И на ноги.
– Ой-ой, госпожа, что такое? – послышался снизу ее очумелый голос.
– Если ты позволишь мне встать, то я попробую узнать, – морщась и пытаясь вытащить платье из-под Лизаветы, ответила я.
Послышались мужские голоса. Через окошко я увидела, что кравенцовские всадники подскакали и спешиваются.
– Ой, сейчас, сейчас, госпожа, – барахтаясь в надетой на нее господской юбке, причитала Лизавета. Я ей позволила выбрать что-нибудь в дорогу из княжеского барахла – и вот результат: она запуталась в непривычном обилии ткани.
– Прощения просим, госпожа, но с вами все в порядке? – постучал в окошко Никодим.
– Все, – ответила я и высвободила наконец свои ноги из-под Лизаветы. – Что стряслось?
Карета стояла, погруженная по ободья в заросли зелени. Двумя колесами на каком-то бугорке, невидимом среди травы.
Наезженная дорога осталась метрах в десяти справа. Лошади мирно пощипывали листики.
– Кучер ваш заснул, – сумрачно ответил голос Порфирия с другой стороны кареты.
– Заснул? – удивилась я и вдруг поняла, что не чувствую его и не вижу даже сонных мыслей.
Спрыгнув со ступеньки, я прошуршала подолом о волны травы и, обежав карету, склонилась над лежащим на облучке
Николой.
– Он не спит. Он без сознания! – Я осторожно похлопала его по скулам. Массажу лица очень мешала густая, пегая с проседью борода.
– Княгиня?..
От своей кареты к нам бежал Михаил.
– Со мной все в порядке, – успокоила я его. – Но вот мой кучер что-то вдруг потерял сознание. Начались обещанные неприятности.
– Обещанные? – Михаил улыбнулся. – Вы все под впечатлением хитроумных речей Селивана? Что тут с вашим кучером?
Он тоже склонился к Николе, потормошил его за плечо:
– Ну хоть дышит. А вы, княгиня, хорошо его знали?
– В каком смысле? – удивилась я. – Он привез нас в Сурож, потом к княжеским теремам, теперь в Вышеград везет. Как я еще должна его знать?
– Вы говорили с ним? Приказывали?
– Приказывала? Ну приказала, кажется, в самом начале. Везти нас в Сурож. Вы думаете – я замучила его приказами? – Мне стало смешно. – Вовсе нет! Даже приказы готовиться ехать в сурожские терема и в Вышеград я передавала ему через Ли-завету.
Михаил с Порфирием переглянулись, и я услышала брезгливую мысль старшего брата: «Княгиня еще!… О слугах позаботиться не может!»
А Михаил сочувственно сказал:
– У вашего кучера навья истома.
«Навья истома! Навья истома!» – удивленно-сочувственно разнеслись его слова во всех головах.
– Что у Николы? – высунула голову из кареты Лизавета, которой, видимо, удалось справиться с юбками.
– Навья истома, – нехотя буркнул ей Никодим.
– Что? – Лизавета побледнела и зажала открывшийся рот кулачком.
А потом выскочила и забегала вокруг меня, яростно выкрикивая:
– Это не так! Не может такого быть! Не может!
– Это болезнь? – запаниковала я. – Она заразная?
– Давайте сделаем так, – предложил Михаил. – Чтобы не останавливаться и время не терять, я пока посажу править вашей каретой своего человека. – Он обернулся и приказал: – Ролка, привязывай Черномора к запасным лошадкам, а сам садись вместо кучера княгини. А вашего кучера, госпожа, мы пока пересадим к вам, в карету. Пусть его ваша служанка придерживает, чтоб он не сваливался с сиденья. А как придет в себя – побеседуйте с ним, поговорите.
– О чем? – Я недоуменно смотрела на Михаила.
– О чем угодно. Не имеет значения. Когда у нас будет остановка на обед, мы с вами обсудим кое-что. Не переживайте, вам навья истома не грозит!
Князь ободряюще улыбнулся, но он сейчас был единственным, кто испытывал ко мне добрые чувства. По крайней мере, в его доброе ко мне отношение хотелось верить. Про остальных я знала наверняка. Самое безобидное из названий, которые они давали мне мысленно, было «злая госпожа». Вслух не было произнесено ни слова, но люди, стоило мне посмотреть на них, отводили глаза, не в силах скрыть неприязни.
В полном замешательстве я смотрела, как тяжелого, обмякшего Николу впихивают в карету, а когда мы тронулись в путь, первым делом спросила Лизавету, изо всех сил удерживающую грузное тело кучера от падения на пол:
– Что такое «навья истома»?
– Это… – Она пыхтела, перехватывая Николу то за ворот, то за грудки, – Это вранье все… И неправда… Не может такого быть!…
– То, что «не может», – это я поняла.
Я принялась помогать Лизавете – когда Никола клонился вперед, упиралась ладонями ему в грудь. Пока нам удавалось совладать с его бесчувственной тяжестью.
– А если «может»? Тогда это что?
Лизавета отвела глаза, чем сразу напомнила кравенцовиев.
– Это, – с немалым трудом выдавила она, – когда господин своих слуг не любит… Но это не про вас! – тут же вскинулась Лизавета. – Вы любите! Вы добрая, вы хорошая!
– Подожди, – попросила я. – Толком объясни. Не любит– и что? Голодом морит? Плетьми забивает?
– Плетьми? Ну это иногда и полезно! – уверенно ответила Лизавета, снова обхватывая сползающее тело Николы. – От этого навьей истомы случиться не может!
– А от чего может?
– Так я ж говорю: когда господин не любит.
Я чуть зубами не заскрипела от бестолковости своей служанки.
Нашу содержательную беседу прервало шевеление Николы. Он мутно повел глазами, вяло пробормотал:
– Госпожа княгиня…
И опять начал проваливаться в беспамятство.
– Э-эй! – Я ухватила его за волосатую щеку, принялась щипать и выкручивать. – Не спать, хватит, приходи в себя.
– Слышишь, что госпожа говорит? – грозно спросила Лизавета, наклоняясь прямо к его уху. – Княгиня приказывает не спать!
– Я не сплю… – невразумительно буркнул Никола и даже попытался удобнее устроиться на сиденье. – Передай госпоже… Голова его вновь безвольно упала, а тело обмякло.
– Ну скажите же вы, госпожа! – чуть не плача взмолилась Лизавета.
– Никола! – грозно сказала я. – Княгиня с тобой говорит. Ну-ка, быстро проснись!
– Да, княгиня, – вновь открыл глаза тот. – Слушаюсь, княгиня.
Вспомнив совет Михаила поговорить с кучером, я спросила первое, что пришло в голову:
– Ты где живешь, Никола?
– Отвечай княгине! – прикрикнула Лизавета.
Я укоризненно глянула на нее, и она смущенно зарделась.
– Живу? Там… – Никола неопределенно махнул рукой, – От конюшни сбоку домик такой… Хороший. Теплый зимой. Три окошка…
Он опять начал уплывать.
Но я строго спросила:
