— Тут страшная темень.
— Ваши ноги посветят нам. Вы сплошь обрызганы светящейся жидкостью.
— Но…
Вдруг масса звуков, и в особенности звуки, напоминавшие удары гонга, приближавшиеся по главному туннелю, коснулись нашего слуха. Это было предвестием громадной погони. Мы ринулись дальше в темную боковую пещеру. Пока мы здесь мчались, наш путь озарялся лучами, исходившими от ног Кавора.
— Счастье, — пролепетал я, — что они стащили с нас сапоги, а то бы мы наполнили всю пещеру их стуком.
И мы пустились дальше, делая как можно меньше прыжки, чтобы не удариться о своды. Через некоторое время мы как будто удалились от шумной толпы. Звуки становились все глуше, все реже и, наконец, совсем замерли. Я приостановился и, оглянувшись, опять услыхал шлепанье Кавора, возвращавшегося ко мне. Затем и он остановился.
— Бедфорд, — прошептал он, — виднеется словно какой-то свет впереди нас.
Я взглянул, но сначала не мог ничего разобрать. Затем я различил голову и плечи Кавора, выступавшие темным пятном из более слабого сумрака. Я разобрал также, что эта смягченная мгла не была голубого оттенка, как вообще свет внутри луны, но слегка сероватого, страшно тусклого бледного оттенка, напоминавшего дневной рассвет. Кавор отметил эту разницу так же быстро, как я, если еще не быстрей, и его, как и меня, я полагаю, она наполнила той же дикой надеждой.
— Бедфорд, — шепнул он дрожащим голосом, — этот свет, этот свет, может быть, это…
Он не решался высказать, на что он надеялся. Тут наступила пауза. Вдруг я услыхал по звуку его ног, что он устремился к белесоватому просвету. Я поспешил за ним с сильно бьющимся сердцем.
Глава XIV
Различные точки зрения
Свет все усиливался по мере того, как мы подвигались вперед. В короткое время он стал почти так же ярок, как фосфоресценция на ногах Кавора. Наш туннель, расширяясь, преобразился в пещеру, и этот новый свет брезжил на дальнем ее конце. Я приметил нечто такое, что наполнило мою душу ликующей надеждой.
— Кавор, — сказал я, — свет этот падает сверху! Я убежден, что он падает сверху!
Он ничего не ответил, только запрыгал еще быстрее.
Несомненно, это был сероватый серебристый свет.
Еще один миг, и нас уже обдавало лучами виденного света. Из трещины в стене пещеры сочилась вода, и в ту минуту, когда я рассматривал эту расселину, хлоп — огромная капля упала мне прямо на нос. Я отступил в сторону; послышалось падение другой капли на каменный пол.
— Кавор, — сказал я, — когда бы один из нас поднял другого, можно бы достать рукой трещину!
— Хорошо, я подниму вас, — ответил он и тотчас же легко поднял меня, как маленького ребенка.
Я запустил руку в щель, и сразу нащупал маленький выступ, за который можно было держаться. Отсюда видно было, как белый свет становился все ярче. Я притянулся выше, держась за выступ всего двумя пальцами, почти без всякого усилия, хотя на земле во мне более четырех с половиной пудов; затем ухватился рукою за более высокий угол скалы, и стал ногами на первом выступе. Укрепившись таким образом, я ощупывал пальцами камни стены; расселина понемногу расширялась кверху.
— Тут можно карабкаться, — сказал я Кавору. — Сумеете вы подпрыгнуть до моей руки, если я протяну ее к вам?
Я втиснулся между боками трещины, опираясь ступней и коленом о выступ и протянул руку вниз. Кавора я не мог видеть, но слышал легкий шум его движений, когда он присел, чтобы прыгнуть. Затем, скок — и он повис у меня на руке всем телом, которое было не тяжелее, чем тело котенка! Я начал тянуть его кверху, пока он не ухватился рукой за мой выступ, и таким образом мог освободить меня.
— Вот штука! — вырвалось у меня. — Здесь, на луне, пожалуй, сделаешься альпинистом!
С этими словами я пустился в дальнейшее восхождение. Прокарабкавшись еще несколько минут я взглянул вверх: расселина постепенно все расширялась, и свет становился все ярче. Только…
Это был совсем не дневной свет. Через секунду я разглядел уже, что это за свет, и готов был разбить себе голову о камни от горького разочарования, ибо я увидал перед собою лишь холмистое открытое пространство, на котором виднелся целый лес небольших булавовидных грибов, эффектно светившихся мягким серебристым светом. С минуту я постоял, любуясь их нежным сиянием, затем прыгнул в самую середину этой грибной поросли. Я сорвал с полдюжины грибов и с досадой разбил их о камни; затем уселся, смеясь горьким смехом, когда показалось красное лицо Кавора.
— Это опять фосфоресценция, — закричал я ему. — Нет надобности очень торопиться. Садитесь и будьте как дома!
Пока он пробормотал что-то по поводу постигшей нас неудачи, я принялся сшибать грибные макушки и сбрасывать их в расселину.
— Я думал, это — дневной свет, — проговорил Кавор.
— Ах, дневной свет! — воскликнул я. — Утренняя заря, закат солнца, облака, ветры! Увидим ли мы когда-нибудь все это?
В то время, как я произносил эти слова, перед моим умственным взором предстала картинка нашего мира так ясно и отчетливо, как задний план на какой-либо итальянской картине.
— Изменчивый колорит неба, изменчивый вид моря, зеленеющие холмы и рощи, весело сверкающие на солнышке города и деревни! Вспомните, Кавор, хоть влажную от дождя крышу во время заката! Вспомните отблеск на окнах, выходящих на запад!
Он ничего не отвечал.
— А тут мы ползаем в норах, среди этого дьявольского мира; и что это за мир, с чернильным океаном, спрятанным в какой-то преисподней; а на поверхности: то палящий зной днем, то мертвящая ночная стужа! И все эти уроды, гонящиеся за нами, эти футлярные люди, люди-насекомые, порождения кошмара! Впрочем, в сущности они правы. Какое тут у нас дело, что мы пришли их тревожить и разорять? Судя по многому, теперь уж вся планета на ногах, и все гоняются за нами. Каждую минуту мы можем услыхать их пищанье или концерт на гонгах. Что же нам делать? Куда деваться? Здесь нам так же прекрасно, как рыбе на песке!
Я снова принялся за истребление грибов. Потом вдруг я увидал что-то и вскрикнул от радости:
— Кавор, да ведь наши цепи из золота!
Кавор сидел, погруженный в глубокие думы, подперев голову руками. Он медленно повернул лицо в мою сторону и равнодушно поглядел на меня; когда я повторил свои слова, он также равнодушно посмотрел на цепь, обмотанную вокруг его правой руки.
— Да, — сказал он, — действительно она из золота.
Отвлекшись лишь на минуту, он снова предался своим размышлениям. Я тоже сидел несколько времени молча, удивляясь тому обстоятельству, что сейчас лишь заметил, из какого драгоценного металла сделаны наши оковы. Это неожиданное открытие дало новое направление моим мыслям, которое унесло меня далеко, далеко. Я забыл, что недавно лишь спрашивал, какое у нас дело на луне. Я грезил о золоте…
