Должно быть, Жюст дал птице какой-то сигнал, но Теллон проглядел его. И только знакомое ощущение пикирующего птичьего полета спасло его в момент нападения от ошеломляющей потери ориентации. Когда его собственное изображение раздулось, как воздушный шар, он, пригнувшись, ринулся к двери и уже достиг ее, когда когтистая фурия опустилась к нему на спину. Сгорбившись, чтобы защитить яремную вену, Теллон протиснулся в дверь, чувствуя, будто какие-то бритвы полосуют одежду и кожу. Он с силой захлопнул дверь, зажав ею птицу. Раздался пронзительный крик, и вновь стемнело.
Он обнаружил, что один коготь вонзился прямо в сухожилие на тыльной стороне его левой ладони. Действуя вслепую, он достал из мешка нож и отрезал коготь от птичьей лапы. Сам коготь по-прежнему торчал в его руке, но с этим пока придется подождать. Он обшарил окрестности электроглазом, картинки не получил, подобрал пистолет и снова открыл дверь.
– Что, Жюст, темновато? – хрипло крикнул он в холл. – Вам надо было держать в доме не одну птицу, а много. Обойдемся без беседы. Я хочу взять у вас назад эти глаза и уйти своей дорогой.
– Только попробуй подойти ко мне, Теллон. – Жюст дважды выстрелил по стенам холла, но ни одна из пуль не пролетела даже близко от Теллона.
– Не тратьте зря патроны. Вы меня не видите, а я к вам подобраться могу. У меня есть одна штука, которую Хелен не забрала, а для нее глаза не нужны.
Пистолет снова грохнул, и вслед за этим зазвенело стекло. Повинуясь электрическим модуляциям сонара, Теллон побежал к лестнице и заковылял вверх по ступеням. Он догнал Жюста на полдороге, и они, сцепившись, тяжело покатились вниз. Теллону, который до тошноты боялся повредить последний работоспособный электроглаз, не потребовалось много времени, чтобы справиться со своим более тяжелым и сильным, но совсем не тренированным противником. Он воспользовался разработанной в Блоке техникой «ответного давления», и, когда они докатились до пола, Жюст превратился в мешок костей.
Теллон, который на этой последней фазе падения бережно поддерживал голову здоровяка, снял с Жюста его электроглаз и надел на него свой. Теперь оставалось только прихватить денег и еды, а затем спешно ретироваться.
Моля, чтобы нашелся какой-нибудь способ убедиться в целости электроглаза, Теллон поставил его на «поиск» и был ошарашен – он получил изображение! Отчетливое, яркое, изумительно недвусмысленное...
Крупный план отполированной до блеска входной двери, она распахивается, а за ней «живая картина» – он сам, склоненный над раскинувшимся на полу телом Карла Жюста. Теллон смог разглядеть выражение потрясения на своем измученном, испачканном кровью лице.
– ТЫ! – вскрикнул женский голос. – Что ты сделал с моим братом?
– С вашим братом все в порядке, – сказал Теллон. – Он упал с лестницы. Мы поспорили.
– Поспорили! Когда я подъезжала к дому, то слышала выстрелы. Я немедленно сообщу об этом. – Хелен Жюст говорила холодным, дрожащим от гнева голосом.
Теллон поднял пистолет:
– Извините. Войдите и закройте за собой дверь.
– Вы отдаете себе отчет, что это дело нешуточное?
– А я и не расположен шутить.
Она закрыла дверь, и Теллон отступил назад, пропуская ее к брату. Ему хотелось бы взглянуть на Хелен Жюст, но поскольку единственные работающие глаза в доме принадлежали ей, он не видел ничего, кроме ее рук с аккуратным маникюром, ощупывающих обмякшее лицо Карла Жюста. Как и раньше, ее присутствие оказывало на него странное будоражащее действие. Ее рука выскользнула из-под затылка Жюста – ладонь была в крови.
– Моему брату нужен врач!
– Я уже вам сказал – с ним все в порядке. Он немного поспит. Если хотите, можете забинтовать этот порез. – Теллон говорил уверенно. Он знал, что своим непочтительным обращением с нервной системой Жюста вывел его из строя примерно на час.
– Я хочу его забинтовать, – сказала она, и Теллон заметил, что страх в ее голосе полностью отсутствует. – У меня в машине есть аптечка первой помощи.
– У вас в машине?
– Да. Я же не уеду и не брошу брата одного с вами.
– Раз так, сходите за ней. – Теллон испытал тревожное ощущение, что теряет инициативу. Он проводил ее до двери и подождал, пока она ходила к машине и вынимала из ящика аптечку. Вместо колес у этого роскошного экипажа были антигравитационные полозья – вот почему он не слышал, как она подъехала. Он глядел, как ее руки управляются с марлевыми подушечками и пластырем, и на миг позавидовал Карлу Жюсту. Голова у Теллона болела, лопатки жгло, утомление превысило все мыслимые пределы. Лечь и заснуть, когда ты устал, думал он, – вот наслаждение утонченнее, чем вкушать пищу, когда ты голоден, или пить, когда чувствуешь жажду...
– Зачем вы это сделали, заключенный Теллон? Вы должны были понять, что мой брат слепой, – рассеянно спросила она, не прерывая работы.
– А вы-то зачем это сделали? Мы могли бы изготовить три электроглаза, шесть, дюжину. Вы разрешили Доку и мне иметь по одному, но сами планировали их у нас отобрать, так?
– Я была готова обойти закон ради моего гениального брата, но не ради осужденных врагов государства, – сказала она непоколебимо. – Кроме того, вы еще не объяснили причины этого бессмысленного нападения.
– Мой электроглаз поврежден, поэтому пришлось взять этот, – Теллон почувствовал волну раздражения и повысил голос: – Что до бессмысленного нападения, то оглянитесь, и вы увидите в стенах несколько пулевых отверстий. И ни одно из них не было сделано мной.
– Как бы то ни было, мой брат – безобидный отшельник, а вы – тренированный убийца.
– Слушайте, вы! – закричал Теллон, переставая понимать, о чем она говорит. – У меня тоже есть голова на плечах, и я не... – он умолк, обнаружив, что ее взгляд не направлен уже на брата, а предоставляет ему возможность любоваться его собственной левой рукой.
– Что у вас с рукой? – наконец-то она заговорила, как положено женщине.
Теллон уже забыл о торчащем из его руки когте:
– У вашего безобидного брата был безобидный пернатый друг. Это часть его шасси.
– Он же мне обещал, – прошептала она. – Он мне обещал не...
– Громче, пожалуйста.
После паузы она ответила обычным голосом:
– Это отвратительно. Я сейчас его удалю.
– Буду благодарен. – Теллон, внезапно ослабев, встал в стороне, пока она накрывала брата одеялом. Они вошли в дверь в задней стене холла и оказались в желто-белой кухне, на которой лежал отпечаток неопрятного холостяцкого жилья. Хелен Жюст несла аптечку. Он сел у захламленного стола и позволил ей обработать его руку. Касания ее пальцев казались лишь чуточку более материальными, чем тепло ее дыхания, пробегавшего по содранной коже. Он поборол соблазн разнежиться от давно позабытого ощущения, что о нем заботятся. Нью-Виттенбург был далеко на севере, а эта женщина стала новой помехой на его пути.
