Картер повернулся к ряду телевизионных экранов и нажал соответствующую клавишу.
— Есть ли сообщения от «Протеуса»?
— Нет, сэр, — последовал быстрый ответ.
— Так свяжись же с ними, парень! Добудь хоть какое-нибудь известие от них! И немедленно ко мне!
Наступили секунды мучительного ожидания, пока Картер с трудом переводил дыхание. Наконец он услышал:
— «Протеус» на связи, сэр.
— Спасибо тебе, Господи, хоть за это, — пробормотал Картер. — Излагайте послание.
— Они прошли сквозь артериально-венозную фистулу, сэр. Они не могут ни вернуться, ни двигаться вперед. Они просят извлечь их, сэр.
Картер с силой грохнул обоими кулаками по панели перед собой.
— Нет! Силы небесные, нет и нет!
— Но, генерал, — сказал Картер, — они же правы.
Картер глянул на таймер. Тот показывал цифру 51. Он с трудом владел подрагивающими губами.
— В их распоряжении еще пятьдесят одна минута, и они будут там находиться еще пятьдесят одну минуту. Когда на этой штуке появится ноль, мы извлечем их. Ни минутой раньше до завершения задания.
— Но, черт побери, это же бессмысленно. Их судно Бог знает в каком состоянии. Мы убьем пятерых человек.
— Может быть. Они учитывали эту возможность, и мы ее учитывали. Но пусть будет зафиксировано, что мы не отступили, пока оставался хоть минимальный шанс на успех.
В глазах Рейда было ледяное выражение, его короткие усы топорщились.
— Генерал, вас заботит лишь собственный послужной список. Если они погибнут, сэр, я засвидетельствую, что вы лишили их последней надежды на спасение.
— Я и это учту, — сказал Картер. — А теперь объясните мне — вы же все-таки представляете медицину — почему они не могут сдвинуться с места?
— Они не могут вернуться через фистулу, двигаясь против течения. Это физически невозможно, сколько приказов вы бы ни отдавали. Уровень давления крови не подпадает под контроль армии.
— Почему они не могут найти другой путь?
— Из их настоящего положения все пути к тромбу ведут через сердце. Но турбулентность в сердечных протоках уничтожит судно в мгновение ока, так что эта возможность для них закрыта.
— Мы...
— Мы не можем, Картер. Не только потому, что речь идет о жизни этих людей, хотя и этой причины более чем достаточно. Если судно потерпит крушение, нам никогда не удастся извлечь все, что от него останется, а когда его обломки начнут восстанавливать свои размеры, они уничтожат Бенеса. Если же мы извлечем людей, мы сможем попробовать провести операцию над Бенесом извне.
— Безнадежно.
— Но не в такой мере, как данная ситуация.
На несколько секунд Картер задумался.
— Полковник Рейд, — тихо сказал он, — на какое время, не подвергая опасности жизнь Бенеса, можно остановить его сердце?
Рейд уставился на него.
— На очень короткое.
— Это не известно Мне нужны точные данные.
— Ну, в этом коматозном состоянии, под гипотермией, учитывая состояние его мозга, я бы сказал, что не больше шестидесяти секунд... с нашей стороны.
— Может ли «Протеус» миновать сердечные протоки за время меньшее, чем шестьдесят секунд?
— Не знаю.
— В таком случае они должны попытаться. Когда мы отбросим все невозможные варианты, остается, при всем уровне риска, при всей зыбкости надежды, — этот вариант надлежит испробовать... В чем заключаются проблемы, связанные с остановкой сердца?
— Никаких проблем. Это может быть сделано одним уколом шила, если цитировать Гамлета. Весь фокус в том, чтобы запустить его снова.
— А вот это, мой дорогой полковник, будет вашей проблемой, за что вы и отвечаете. — Он глянул на таймер, на котором виднелась цифра 50. — Мы теряем время. К делу. Дайте указания вашим кардиологам, а я проинструктирую команду «Протеуса».
* * *
В салоне субмарины горел свет. Растерянные Микаэлс, Дюваль и Кора сгрудились вокруг Гранта.
— Вот так обстоят дела, — сказал он. — В тот момент, когда мы приблизимся к границам сердечной мышцы, ее биение будет остановлено электрошоком, и когда мы покинем его, оно, снова забьется.
— Снова! — воскликнул Микаэлс. — Они что, с ума сошли? Бенес этого не выдержит.
— Как мне кажется, — сказал Грант, — они сочли, что это единственный шанс на успех миссии.
— В таком случае можно считать, что мы потерпели поражение.
— Мне доводилось оперировать на открытом сердце, Микаэлс, — сказал Дюваль. — Такой вариант возможен. Сердце гораздо выносливее, чем мы предполагаем... Оуэнс, сколько времени нам потребуется, чтобы пройти через сердце?
Оуэнс глянул сверху из рубки.
— Я как раз просчитываю это, Дюваль. Если без задержек и остановок, то нам потребуется от пятидесяти пяти до пятидесяти семи секунд.
Дюваль пожал плечами.
— То есть, в запасе останется не больше трех секунд.
— В таком случае, нам бы лучше двинуться в путь.
— Потоком нас уже несет к сердцу, — сказал Оуэнс. — И скоро я включу двигатели на полную мощность. Впрочем, мне еще надо их проверить. Им досталась основательная трепка.
Глухое гудение двигателя поднялось до стонущего визга, и, подрагивая под непрестанными ударами броуновского движения, судно, как все почувствовали, рвануло вперед.
— Выключите освещение, — предложил Оуэнс, — и советую вам расслабиться, пока я управляюсь со своей малышкой.
Свет погас, и все снова приникли к иллюминаторам — даже Микаэлс.
Окружающий мир решительно изменился. Их по-прежнему нес поток крови. Его составляли те же образования, те же части и обломки молекул, те же тарелочки и красные кровяные тельца, и все же была видна разница...
Теперь перед ними была огромная полая вена, основной поток, по которому к голове и шее человека доставлялся кислород и отводилась обедненная кровь. Красные кровяные тельца, отдавшие свои запасы кислорода, ныне несли только гемоглобин сам по себе, а не оксигемоглобин, то есть то сочетание кислорода с гемоглобином, которое и придавало крови ярко-алый цвет.
Гемоглобин сам по себе имеет синевато-пурпурную окраску, и в отблесках света корабельного прожектора частицы его отливали переливами зеленого и синеватого цвета, с редкими вкраплениями пурпура. Эта окраска объяснялась низким содержанием кислорода в них.
Тарелочки ускользали в окружающие тени, и пару раз субмарина прошла — хотя на довольно почтительном расстоянии — мимо внушительных глыб белых кровяных телец, которые также имели зеленоватый оттенок.
Грант еще раз бросил взгляд на профиль Коры, которая, восторженно замерев, не отрывала глаз от иллюминатора, да и его самого бесконечно увлекали тайны этих синеватых теней. «Она словно ледяная королева, залитая светом полярного сияния», — неожиданно для самого себя подумал Грант — и тут на него навалилась опустошающая усталость.
