Ознакомительная версия.
4. Пигмалион и Галатея
Мечты незримы для других.
И в этом сила их и прелесть.
В тепле их тайном тайно греясь,
В них ищем древних берегинь.
Мечтам свидетели — враги:
Невыразим их смысл и смелость,
Так хрупко-трепетна незрелость,
Они наивны и наги.
Когда ж Мечта приходит в мир
Мишенью в ярмарочный тир —
В отчаяньи ее мечтатель:
Мечта свободна и сильна,
Твореньем стал — ее создатель…
Судьбу его решит она…
Из монологов, произнесенных на площади перед гостиницей
. .
Да! Ты — Мечта!
Он вымечтал Тебя
По черточке, по вздоху, по крупице
Тревожных снов, когда всю ночь не спится
И проступает Лик Любви сквозь лица
В судьбу его входящих, не любя.
Ночную тьму отчаяньем дробя,
Он, вижу, глыбу света высечь тщится.
Твой образ в ней позднее воплотится:
Когда уже откажется больница
В нем теплить жизнь, он сотворит Тебя…
Да! Ты — Мечта!
Он вымечтал Тебя
Из одиночества, тоски… Когда границе
Меж двух миров нельзя не раствориться…
Так свой полет творят из выси птицы…
Он не летал. Он просто жил, скорбя.
И Ты пришла, его внимая зову,
Когда у смерти было все готово,
И он поверил: жизнь начнется снова!..
Но жизнь не повторяется с нуля.
Был светел Путь, была желанна ноша…
Путь в мир иной, где небо и земля
Навряд ли есть… И души не болят…
Сбылась Мечта… Все в прошлом… Жребий брошен…
Но сердцу одиноко и печально,
Когда в чужой мечте свою встречаешь…
То ли исповедь это была, то ль прозрение, то ли молитва,
Но вбирала толпа, словно почва, созревшее Слово.
Слово не было жарким, как пламя, и не было острым, как бритва,
Слово искренним было, а это искусства основа.
От толпы в стороне он заметил двоих одиноких и скорбных.
И почувствовал, что его строки им слышать больнее,
Чем прочим — рифмы били их души, как град по листве непокорной.
Он узнал их тотчас — эту Женщину, дочь рядом с нею…
Замолчал. Со ступеней сойдя, подошел к ним и встал на колено.
— Извините меня, если слово мое слишком грубо.
Ведь для вас это вовсе не сказка, а касанье плиты раскаленной…
Это вечная боль, когда мир по живому разрублен.
— Ни отца нет, ни мамы теперь, и могил на земле не сыскать их,
Чтоб цветы возложить и поплакать, когда одиноко.
Разве что возле входа в сей склеп расстелить поминальную скатерть…
Только холодно здесь… Да и в тризне пустой мало прока…
— Горе вечной разлуки, увы, для познавших ее неизбывно, —
Ей ответил Поэт, поднимаясь с колена неспешно. —
Чтоб ее превозмочь, надо верить и встречу творить непрерывно,
Как отец ваш творил… И творение было успешно…
А Гостиница — это не склеп — меж мирами прямая дорога:
Между тем, что нам явлен, и тем, что остался незримым,
Но касается нас то тоской, то мечтой, то тревогой
Всем несбывшимся, что сиротливой душою храним мы.
— Это то, чего нет, — помолчав, усмехнулась она удрученно.
Иллюзорная жизнь — от бессмысленной правды спасенье…
Ах, зачем вы, Поэт, так отчаянно и увлеченно
Людям дарите Ложь?!.. Ядовито для душ угощенье…
Тридцать лет миновало с тех пор, когда мама внезапно исчезла.
Тридцать лет — нет как нет… А вернулась прекрасной и юной…
Как сие объяснить, но без лживых иллюзий — разумно и трезво?!
Кто так ловко играет на сердца натянутых струнах?..
Может, каждый, кто в Город попал, для кого-то — подопытный кролик?
Может, каждому номер в Гостинице этой заказан?
Кто же тот Драматург, что в экстазе придумал нам странные роли?..
Кто же Зритель, кому этот странный спектакль показан?..
— Я не ложью дарю, а Дорогой… Я — только один из Идущих.
Я — лишь голос души, что себя в тишине наблюдает.
Я дарю Тишину — ту, где шепот души болтовней не заглушен…
А иллюзии?.. Что ж, без иллюзий любви не бывает…
Кто мы с вами по сути? Всего лишь иллюзии тех, кто нас знает…
Мы творим этот мир и друг друга из наших иллюзий.
Всяк из нас — Драматург… И Актер, он же Зритель… И рана сквозная
В нас от разных ролей… А спасенье — в их дружном союзе…
— Философия, сказка, игра и весьма поэтический образ…
Но, увы, из идей ни домов, ни Гостиниц не строят.
Я боюсь — что-то в мире не то!.. Не пора ли нажать нам на тормоз?..
На Гостиницу глядючи, мне вспоминается Троя…
Как приятно, наверно, и славно уходить от ответа меж строк,
Из троянского робота храм сотворить и святыню…
Ну, а если когда-то нежданно вдруг минует таинственный срок
И по вашей Дороге на Город данайцы нахлынут?..
— Что ж, пожалуй, вы правы, — подумав серьезно, Поэт согласился. —
Я в ответе за Слово, что к людям отпущено мною…
Я по Белой Дороге пройду до конца, где бы он ни случился,
Постараюсь связать с этим чудом земным неземное…
Да, я должен идти!.. Ведь когда-то в той сказке, что сбудется вряд ли,
Я поклялся ЕЕ охранять от невзгод и напастей…
Она мимо прошла сновиденьем Поэта заснувшего рядом,
На мою ли беду?.. На его ль одинокое счастье?..
Попрощавшись кивком, подошел он неспешно к стене бесконечной,
Что, сверкая, стремилась безудержно в синее небо.
И застыл посредь мира недвижно, как камень, казалось, навечно,
В Тишину погружаясь, как в небо — пробившийся стебель.
И сгущался Покой вкруг него, как озерная гладь, леденея.
Снисходила, кружась, Тишина на застывшую площадь.
Мягче лица людей становились, а взоры и думы — нежнее,
Мир — прозрачней и глубже, проблемы — понятней и проще.
Перед взором его в Тишине расстилалась призывно Дорога,
У границ окоема сужаясь стрелой нитевидно,
И представил он Путь предстоящий искомой строкой — слог за слогом.
Жизнь Поэта — поэма, которой за прозой не видно…
Просветленная площадь от страха на миг затаила дыханье,
Наблюдая, как он по стене вертикальной восходит.
Шаг, другой… Выше, выше… Как будто становятся стопы стихами,
В тихом ямбе шагов заменяя мгновеньями годы.
И за маму держась, вслед Поэту Девчонка шептала:
— Я теперь буду жить, чтоб когда-нибудь вымечтать Вас…
А потом вышло солнце
и видно Поэта не стало…
Ознакомительная версия.
