А вот раскачивание окружающего мира вопреки ожиданию не исчезло; наоборот, его размах увеличился. В уши также рвался более грозный шум, к которому примешивались теперь тоненькие подвывания и свист. Понять причину этого было тем более трудно, что царивший в комнатке мрак сгустился до предела. Наверное, уже было довольно поздно.
Всё же Читрадрива протёр глаза и попытался вглядеться в окружающую тьму. Однако тут неожиданно явилась помощь. Как оказалось, на лежанке у противоположной стены расположился худощавый парень в чёрном плаще. Он ловко высек огонь, зажёг небольшой факел, озаривший комнатку неверным красновато-желтоватым светом, и молча указал на лежанку. Читрадрива понял, что его просят вернуться на своё место.
– Да, да, конечно, – пробормотал он. – Сейчас ложусь. Спать…
Он запнулся, как бы подыскивая слова, а на самом деле лихорадочно соображая, что следует предпринять. Как вдруг самым небрежным тоном сказал:
– А знаешь, с твоей стороны непорядочно морить меня голодом. Принёс бы поесть, не то я тебе все рёбра пересчитаю. Или пожалуюсь твоему старшему… Да объясни, почему это всё вокруг качается? Куда это я угодил, чёрт возьми?
В ответ сторож не проронил ни единого слова и вновь показал жестами: на кровать.
– Ага, – Читрадрива кивнул, на четвереньках подполз к лежанке, взобрался на неё, заполз под грубо сшитые шкуры, заменявшие одеяло, и обернулся к парню. Тот смотрел на пленника, выставив руку с факелом далеко вперёд. Без сомнения, и этот также был в гостинице. И у этого парня под плащом проступали очертания меча. Всё, как положено!
Удостоверившись, что пленник занял своё место, парень немедленно погасил факел, завернулся в плащ и устроился поудобнее на своей лежанке.
Итак, подозрительная четвёрка выследила Читрадриву и Гаэтани. Хотя, возможно, их просто подкарауливали в Барселоне – ведь Лоренцо показались подозрительными ухватки этих людей, а насчёт того, что он видел эту четвёрку прежде, не было сказано ни слова. Затем неизвестные каким-то образом сумели отнять у Читрадривы его сверхъестественные способности, парализовали его могущество, после чего устроили ночной налёт, Гаэтани убили, а Читрадриву взяли в плен и теперь везут его…
Кстати, теперь, когда обжигающая боль в затылке улеглась, и окружающая действительность воспринималась спокойнее, Читрадрива сообразил, каким именно способом его перевозят. Ну да, так и есть: теперь Читрадрива выделил из общего шума, долетавшего в тёмную комнату извне, плеск воды. Несмотря на то, что двери и окна в помещении были наглухо закрыты, в застоявшемся воздухе ощущался такой же солоновато-йодистый запах, как в гавани или на побережье. К нему примешивалась вонь тухлой капусты и рыбьих потрохов. А если добавить к этому сырость и раскачивание окружающего мира, получается, что всё помещение находится на воде. Вернее, на море. Кроме того, это не какая-нибудь темница на острове, поскольку положение помещения неустойчиво. То же самое он чувствовал, когда сопровождал хана Бату на последнем отрезке его жизненного пути. Точно так же раскачивалась палуба…
Без сомнения, Читрадриву везут на корабле. И не исключено, что везут его на том же корабле, с капитаном которого они договорились о проезде в Неаполь.
Пожалуй, так оно и есть – ведь никто кроме капитана не мог знать, куда направятся два чужеземца. Да и Гаэтани говорил: «Скверная у него рожа, мой друг, очень скверная». Выходит, прав был молодой неаполитанец…
Но нет, не всё так просто! Мысли капитана корабля он проверял, слышал их отчётливо и не уловил ничего подозрительного. А вот четвёрку в обеденном зале он не смог «прощупать» как следует, даже перстень не помог. Да-да, они невнятно думали о еде, не более того. И Читрадриву удивило то, что их мысли были неясными. Что-то здесь не так! Не сходятся концы с концами.
Ладно же, ночь не будет длиться вечно. Утром надо позвать предводителя (скорее всего, это первый его сторож) и попроситься погулять по палубе. Не будут же его всё время держать взаперти! А там, со сверхъестественными способностями или без них, но Читрадрива заставит капитана корабля объясниться и узнает, как было дело.
Убаюканный этими мыслями, пленник заснул.
Когда он пробудился, комната была наполнена рассеянным серым светом, а на лежанке у противоположной стены вновь восседал широкоплечий бородач. Первое, что Читрадрива почувствовал на этот раз, был сильный голод.
– Я голоден, – без обиняков заявил он, тщательно выговаривая каждое слово.
– Надеюсь, вы покормите меня?
– Разумеется, синьор Андреа! – бородач широко улыбнулся. Он говорил медленно, с расстановкой, и Читрадрива без труда понимал его. – Сегодня вы выглядите молодцом, это совсем другое дело, не то, что вчера. Я уж опасался, не переусердствовал ли Николо, когда огрел вас по голове. Не хватало ещё, чтобы вы отдали Богу душу по вине этого олуха.
И он начертил в воздухе перед собой крест, правда, не так, как это делали на Руси, но всё же Читрадрива не сомневался в значении проделанного жеста. Затем встал с лежанки, подошёл к двери и, приоткрыв её, бегло что-то произнёс. Через пару минут в комнату вошёл ещё один мужчина из тех, кого Читрадрива видел в портовой гостинице, поставил перед пленником деревянную тарелку с солониной и куском чёрного хлеба, кружку с водой и удалился, не сказав ни слова.
– Угощайтесь, синьор Андреа, – вполне добродушно прогнусавил бородач и широко повёл рукой, как бы приглашая Читрадриву к столу. – Извините, конечно, если что не так. Я понимаю, еда тут не самая лучшая, но лучшего я вам и не предложу, пока мы не достигнем цели нашего маленького путешествия.
– А что это за цель? – тотчас осведомился Читрадрива и с самым невинным видом воззрился на стража.
– Э-э-э, синьор Андреа, вы не в меру любопытны, – тот погрозил Читрадриве коротким волосатым пальцем. – Одно могу обещать смело: вам понравится.
Читрадрива благоразумно решил, что в его положении лучше не настаивать на немедленном ответе, и принялся за еду, пробормотав:
– Ничего, я невзыскателен и привык к простой грубой пище, – что было сущей правдой, поскольку анхем, не считавшиеся в Орфетане полноценными людьми, жили довольно бедно, а незаконнорожденный полукровка не мог претендовать даже на то, чтобы считаться полноценным анахом.
Солонина имела довольно сносный вкус, зато вода отдавала лёгкой тухлецой, а хлеб немного зачерствел. Однако Читрадрива был настолько голоден, что уплетал за обе щеки, а затем подобрал и отправил в рот даже самые маленькие крошки, случайно упавшие на тарелку, и выпил воду до капли.
– Оставайтесь там, где сидите, – сказал страж, видя, что Читрадрива порывается встать с постели и принести ему посуду. В очередной раз продемонстрировав меч, он сам подошёл к пленнику, подхватил пустую тарелку с кружкой, выставил их за дверь и прокомментировал свои действия так: – Кому положено, заберут.
