— А кто же? — спросил Детрингер.
Кеттельман подавил саркастическую усмешку.
— Преступник, осужденный верховным судом своего собственного народа. Передо мной уголовный элемент, чьи вопиющие правонарушения не имеют равных в анналах ферлангской юриспруденции. Существо, которое своим чудовищным поведением заслужило высшую меру наказания — бессрочное изгнание в бездны космоса. Или вы смеете это отрицать?
— В настоящий момент я ничего не отрицаю и не подтверждаю, — сказал Детрингер. — Прежде всего я хотел бы осведомиться об источнике вашей поразительной информации.
Полковник Кеттельман кивнул одному из солдат. Тот открыл дверь и ввел Ичора и робота-посудомойщика.
— О хозяин! — воскликнул механический слуга. — Я поведал полковнику Кеттельману об истинных обстоятельствах, которые привели к нашей ссылке. И тем самым приговорил вас!
Я молю о привилегии немедленного самоуничтожения в качестве частичной расплаты за свое вероломство.
Детрингер молчал, лихорадочно соображая.
Капитан Макмилан подался вперед и спросил:
— Ичор, почему ты предал своего хозяина?
— У меня не было выбора, капитан! — вскричал несчастный.
— Ферлангские власти, прежде чем позволить мне сопровождать его, приказали наложить на контуры моего мозга определенные приказы и закрепили их хитроумными схемами.
— Каковы же эти приказы?
— Они отводят мне роль тайного надзирателя. Мне приказано принять необходимые меры, если Детрингер каким-то чудом сумеет избежать кары.
— Вчера он мне обо всем рассказал, капитан, — не выдержал робот-посудомойщик. — Я умолял его воспротивиться этим приказам. Уж очень все это неприглядно, сэр, если вы понимаете, что я хочу сказать.
— И в самом деле, я сопротивлялся, сколько мог, — продолжал Ичор. — Но чем реальнее становились шансы моего хозяина на спасение, тем сильнее проявлялись приказы, требующие его предотвращения. Меня могло остановить лишь удаление соответствующих цепей.
— Я предложил ему операцию, — вставил робот-посудомойщик, — хотя в качестве инструмента в моем распоряжении были только ложки, ножи и вилки.
— Я бы с радостью согласился на операцию, — продолжал Ичор. — Более того, я уничтожил бы себя, лишь бы не произносить слов, поневоле рвущихся из предательских динамиков. Но и это оказалось предусмотренным — на самоуничтожение тоже наложили строжайший запрет, как и на мое согласие на вмешательство в схемы, пока не выполнены государственные приказы. И все же я сопротивлялся, пока не иссякли силы, тогда мне пришлось явиться к полковнику Кеттельману.
— Вот и вся грязная история, — обратился Кеттельман к капитану.
— Не совсем, — тихо произнес капитан Макмилан. — Каковы ваши преступления, Детрингер?
Детрингер перечислил их бесстрастным голосом — свои действия чрезвычайной непристойности, свой проступок преднамеренного ослушания и, наконец, проявление злобного насилия.
Ичор кивал с несчастным видом.
— По-моему, мы слышали достаточно, — резюмировал Кеттельман. — Сейчас я вынесу приговор.
— Одну минуту, полковник, — капитан Макмилан повернулся к Детрингеру:
— Состоите ли вы в настоящее время или были когда-нибудь на службе в вооруженных силах Ферланга?
— Нет, — ответил Детрингер, и Ичор подтвердил его ответ.
— В таком случае находящееся здесь существо является гражданским лицом, — сказал капитан Макмилан, — и подлежит суду гражданских властей.
— Не уверен" — произнес полковник.
— Положение абсолютно ясное, — настаивал капитан Макмилан. — Наши народы не находятся в состоянии воины. Он должен предстать перед гражданским судом.
— И все же, насколько я понимаю, этим делом следует заняться мне, — сказал полковник. — Я лучше разбираюсь в подобных вещах, чем вы, сэр, — при всем к вам уважении.
— Судить буду я, — отчеканил капитан Макмилан. — Если, конечно, вы не решите силой захватить командование кораблем.
Кеттельман покачал головой:
— Я не собираюсь портить свое личное дело.
Капитан Макмилан повернулся к Детрингеру.
— Сэр, вы должны понять, что я не вправе следовать личным симпатиям. Ваше государство вынесло приговор, и с моей стороны было бы неблагоразумно, дерзко и аполитично отменять его.
— Чертовски верно, — сказал Кеттельман.
— Поэтому я подтверждаю осуждение на вечное изгнание. Но я прослежу за его исполнением более строго, чем это было сделано ранее.
Полковник широко ухмыльнулся. Ичор в отчаянии всхлипнул. Робот-посудомойщик пробормотал: «Бедолага!». Детрингер стоял спокойно, твердо глядя на капитана.
— Решением сего суда обвиняемый обязан продолжить ссылку. Более того, суд определяет, что пребывание обвиняемого на этой приятной планете противоречит духу приговора ферлангских властей, смягчает наказание. Следовательно, Детрингер, вы должны немедленно покинуть сие убежище и вернуться в необъятные просторы космоса.
— Так ему и надо, — сказал Кеттельман. — Знаете, капитан, я не думал, что вы окажетесь на это способны.
— Я рад, что вы одобряете мое решение. Поручаю вам проследить за исполнением приговора.
— С удовольствием.
— По моим расчетам, — продолжал Макмилан, — если использовать всех ваших людей, баки корабля подсудимого можно заполнить приблизительно за два часа. После чего он должен сразу же покинуть планету.
— Он у меня улетит еще до наступления ночи, — пообещал полковник. Но тут ему в голову пришла неожиданная мысль. — Эй! Топливо для баков? Так ведь именно этого Детрингер и хотел с самого начала!
— Суд не интересует, чего хочет или не хочет подсудимый, — констатировал Макмилан. — Его желания не влияют на решения суда.
— Но, черт подери, неужели вы не видите, что тем самым мы его отпускаем?! — воскликнул Кеттельман.
— Мы его заставляем, — подчеркнул Макмилан. — Это совершенно другое.
— Посмотрим, что скажут на Земле, — зловеще проговорил Кеттельман.
Детрингер покорно кивнул и, стараясь сохранить бесстрастное выражение лица, покинул земной корабль.
С наступлением ночи Детрингер взлетел. Его сопровождал преданный Ичор — теперь более верный, чем когда-либо, так как он выполнил правительственные указания. Вскоре они были уже в глубинах космоса.
— Хозяин, куда мы направляемся? — спросил Ичор.
— К какому-нибудь новому чудесному миру, — ответил Детрингер.
— А может, навстречу гибели?
— Возможно, — сказал Детрингер. — Но с полными баками я отказываюсь думать об этом.
Некоторое время оба молчали. Затем Ичор заметил:
— Надеюсь, у капитана Макмилана не будет из-за нас неприятностей.
