«Погоди, — сказал я себе, покрываясь потом. — Все не настолько плохо».
Со мной не было Айви, но это еще не означало, что я неспособен общаться с представителями своего вида. Так ведь?
Дион был явно расстроен. Он сидел, уставившись на клочки бумаги у себя в руках. Еще несколько подброшенных матерью библейских цитат.
— Она пишет только номера стихов, — сказал он, подняв на меня глаза, — так что я даже не знаю, о чем там говорится. Как будто тогда они смогли бы чем-то помочь. Ха! — Он сжал кулак, а затем подбросил скомканные бумажки. Они разлетелись, падая на пол словно конфетти.
Я стоял, чувствуя себя почти так же паршиво, как выглядел Дион. Нужно было что-то сказать, как-то до него достучаться. Не знаю почему, но мне вдруг отчаянно этого захотелось.
— Дион, тебя так пугает смерть? — спросил я. Возможно, не самые подходящие слова, но лучше разговаривать, чем сидеть молча.
— А не должна? — ответил Дион. — Смерть — это конец. Ничто. Дальше ничего нет. — В поднятом на меня взгляде читался вызов. Я не ответил сразу, и он продолжил. — И вы даже не скажете, что все будет в порядке? Мама постоянно твердит о том, что хорошие люди будут вознаграждены, но Панос как раз был таким хорошим человеком. Он провел жизнь, пытаясь исцелить болезни! И поглядите на него. Умер по дурацкой случайности.
— Почему ты считаешь, что смерть — это конец? — спросил я.
— Потому что так и есть. Слушайте, только не надо этих религиозных…
— Я не собираюсь читать тебе проповеди, — перебил я. — Я тоже атеист.
— Вы? — взглянул на меня паренек.
— Конечно, — ответил я. — Почти на пятнадцать процентов. Однако должен признаться, что некоторые части моего сознания возразили бы, что они агностики.
— Пятнадцать процентов? Это не считается.
— Да ну? То есть ты считаешь себя вправе судить о том, как работает моя вера? Что «считается», а что нет?
— Нет, но даже если так и есть, если кто-то может быть атеистом на пятнадцать процентов, то большая его часть все равно остается верующей.
— Так же, как меньшая часть тебя, вероятно, по-прежнему верит в Бога, — возразил я.
Взглянув на меня, он покраснел. Я устроился рядом с ним, напротив того места, где произошла его маленькая неприятность.
— Я понимаю, почему люди хотят верить, — сказал Дион. — Я не просто вздорный подросток, как вы подумали. Я размышлял, задавал вопросы. В Боге я не вижу смысла. Но иногда, заглядывая в бесконечность и представляя, что меня просто… просто больше никогда не будет, я понимаю, почему люди выбирают веру.
Айви бы решила, что мне следует попробовать обратить паренька, но ее тут не было. И вместо этого я спросил:
— Дион, как ты думаешь, время бесконечно?
Он пожал плечами.
— Давай, — настаивал я. — Скажи. Хочешь, чтобы я тебя успокоил? Возможно, я знаю, как это сделать, или, по крайней мере, мой аспект Арно знает. Но сперва ответь, бесконечно время или нет?
— Не думаю, что это можно знать точно, — отозвался Дион. — Но да, наверное так и есть. Даже после конца нашей вселенной что-то будет происходить. Если не здесь, то в других измерениях. Других местах. В других больших взрывах. Материя, пространство — они бесконечны.
— Значит, ты бессмертен.
— Возможно, мои атомы, — ответил он. — Но не я. Не надо всей этой метафизической фиг…
— Никакой метафизики, — сказал я, — только теория. Если время бесконечно, то все возможное уже случалось и случится в будущем. Это значит, что прежде ты уже жил, Дион. Все мы жили. Даже если Бога нет, даже если предположить, что нет ни ответов, ни божественной сути… Все равно — мы бессмертны.
Он нахмурился.
— Подумай об этом, — сказал я. — Вселенная бросила свои космические игральные кости и выпал ты — наполовину случайная комбинация атомов, нервных и химических соединений, которые в совокупности определяют твою личность, память и само существование. Но если время бесконечно, то рано или поздно эта случайная комбинация повторится. Возможно, для этого понадобятся сотни триллионов лет, но она выпадет снова. И это будешь ты. С твоей памятью и личностью. В контексте бесконечности, парень, мы будем возрождаться снова и снова.
— Я… честно говоря, не знаю, как это может меня успокоить. Даже если это правда.
— Правда? — спросил я. — А на мой взгляд это изумительная тема для размышлений. Учитывая бесконечность времени и вариантов, все возможное — это потенциальная реальность. Так что ты не только повторишься, но каждая твоя возможная итерация будет варьироваться. Иногда ты будешь богат. Иногда беден. Вполне вероятно, что из-за дефекта мозга однажды в будущем ты обретешь свои нынешние воспоминания, даже если в том будущем не пережил ничего подобного. То есть ты снова окажешься полностью самим собой и не из-за какой-то мистической чепухи, а по законам простой математики. Даже малейшая вероятность, помноженная на бесконечность, сама становится бесконечностью.
Я встал, затем присел на корточки, положив руку ему на плечо и глядя в глаза:
— Возможна любая вариация, Дион. Однажды ты — тот самый ты, с тем же образом мыслей — родишься в богатой семье. Твоих родителей убьют, и ты решишь сражаться с несправедливостью. Такое случается. А значит, и будет случаться. Ты ищешь утешения, Дион? Что ж, когда тебя охватит страх смерти, когда нагрянут темные мысли, прямо взгляни во тьму и ответь ей: «Ты мне не указ, ведь я — это бесконечные Бэтмэны».
Он моргнул:
— Это… я никогда не слышал ничего более необычного.
Подмигнув ему, я оставил паренька наедине с его мыслями и вернулся к Одри. Не уверен, насколько я сам во все это верил, просто как-то само вырвалось. Если честно, не думаю, что вселенная выдержит, если каждый станет бесконечными Бэтмэнами.
Быть может, задача Бога как раз и состоит в том, чтобы не допустить подобной ерунды.
Взяв Одри за руку, я тихо сказал:
— Одри, посмотри на меня.
Моргая, вся в слезах она посмотрела на меня.
— Сейчас мы будем думать, — сказал я. — Проанализируем каждую известную нам деталь и найдем способ отсюда выбраться.
— Я не могу…
— Можешь. Ты часть меня, часть всего этого. Ты можешь иметь доступ к моему подсознанию. Ты можешь с этим справиться.
Наши взгляды встретились, и часть моей уверенности, кажется, передалась ей. Резко кивнув, она собралась и приняла сосредоточенный вид. Я ободряюще ей улыбнулся.
Наверху открылась и захлопнулась наружная дверь.
«Давай, Одри».
Шаги Зен застучали по дому, и она принялась возиться с замком в подвал.
