– Лучше?
– Это субъективный вопрос. Для кого лучше? Наверное, если бы я мог, то создал бы из тебя человека, не годного к реальной роли, которую ты играешь в горах.
– Поясните, отец.
– Понятия добра и зла невероятно разнятся. Ты – смешение двух культур. Твой отец – буддист, он не знал греха и не знал бога, его жизнью руководила карма, накапливавшая сумму деяний для последующего рождения. Твоя мать – христианка, вечно одержимая страхом перед богом, для которой грех очевиден и наказание за него конкретно. Твои подданные буддисты…
– Среди них немало анимистов, – перебил я Фредерика.
– Что бы дало тебе мое воспитание? Груз христианского страха перед богом? Вернее всего – лицемерие.
– Но почему так пессимистично? Я знаю немало случаев…
– Ты забыл о власти и богатстве. Я верю, что ты мог стать неплохим правителем для своего народа, не вторгнись западный мир в твои горы. Но ты не сможешь быть им, потому что ты забыл о буддийском равнодушии к деньгам и власти…
– Много вы знаете буддистов, которые отвечают идеалу?
– Я говорю о психологии вообще. А знаешь ли ты собственный народ? Эти люди для тебя – лишь средство к достижению земных целей. И нет у тебя бога, страх перед которым удерживал бы тебя.
Я видел, что старик взволнован. Его серые щеки порозовели, мешки под глазами, темные от лихорадки, набухли, и я подумал, как близок он к концу своего существования. Старик пытался совратить наш народ в чужую для него веру, и хотя успехи его были невелики, даже то, что удалось, обернулось в конце концов против него самого. Я в более выгодном положении. Я знаю и понимаю белых людей, я умею повелевать моими соотечественниками. Мне удалось потерять на этом пути иллюзии, которые старик называет моральными достоинствами.
– Я хотел сказать о твоей контрабанде наркотиками.
– Что?
– Если бы это была контрабанда, скажем, золотыми часами, я не стал бы вмешиваться – не потому, что я аморален. Я знаю, насколько трудно изменить обычаи гор. Границы здесь условны, и многие племена поделены между соседними странами. Контрабанда извечна. Но контрабанда наркотиками особое дело.
– Почему?
– Потому что этим ты несешь смерть тысячам молодых людей в других странах, ты отравляешь их, бросаешь на дно человеческой жизни ради денег, которых у тебя и без того довольно.
Старик распалялся и являл собой жалкое зрелище. Я не хотел, чтобы его хватил удар в моей библиотеке.
– Слушайте, – сказал я сдержанно, – во-первых, мне нет дела до подонков, которые травят себя. Во-вторых, если я не буду заниматься этим, найдется другой – вы не можете пресечь торговлю наркотиками… И третье – мне мало денег. Мне нужны деньги для освобождения моего народа от власти лигонцев…
– Ах, чепуха… – сказал старик и этим так разгневал меня, что я встал и вышел из комнаты, чтобы не видеть этого дряхлого моралиста.
И, выйдя, я вспомнил, что побудило меня к этому. Нет, не старик. Я должен был отдать распоряжения.
Когда я вернулся через десять минут в библиотеку, остыв и не сердясь более на выжившего из ума отца Фредерика, старика уже не было. Ну ладно, пусть его христианский бог убережет его от инсульта. Я подобрал со стола донесение Боро. Надеюсь, что отец Фредерик достаточно тактичен, чтобы не читать чужих записок.
Я разорвал записку Боро в клочки и сжег в пепельнице.
Теперь наступила моя очередь вступить в бой. Я приказал подать машину. Надеюсь, Боро еще не выехал к озеру. Иначе он не стоит тех денег, которые я в него вложил.
Я не потерял способности рассуждать трезво и спокойно. Если я побегу за солдатами, бандиты скроются в скалах. Значит, я должен проследить, куда они идут. Я перебегал от камня к камню, не показываясь на открытом месте, так как понимал, что бандиты здесь дома, а я новичок, городской житель.
Тропинка вышла на открытую осыпь, и бандиты направились наверх, к расщелине в скалах, пересекая осыпь по диагонали.
Я подождал, пока они скрылись, и избрал иной и более трудный путь. Я поднялся вверх, между крупных обломков скал, и затем проследовал к расщелине, прижимаясь к обрыву. В некоторых местах мое продвижение было сильно затруднено, и я даже разорвал брюки и сильно оцарапал себе руку. Однако через несколько минут я дошел до расщелины и присел на корточки, прежде чем заглянуть за поворот, так как полагал, что часовой, если таковой там есть, смотрит выше и меньше шансов, что он заметит мою голову, выглянувшую у самой земли.
Я похвалил себя за осторожность, которая оказалась совсем не лишней. Совсем близко, метрах в трех от меня, в расщелине стоял часовой с автоматом на груди. Он курил завернутую в кукурузные листья сигару и смотрел на озеро.
Я отпрянул назад. Просто чудо, что он не услышал моего шумного приближения. Я постарался отойти, но из-под моих ног посыпались камешки, и я замер, с ужасом чувствуя, как осыпь под моими ногами предательски движется, стягивая меня вниз…
«Записка капитану Васунчоку.
Дорогой друг, должен сообщить тебе грустные новости, которые еще раз заставляют меня усомниться в людской доброте. Только что мне попалась на глаза записка Боро, получившего приказание майора Тильви отправиться с солдатами в горы, к пещере. Боро успел предупредить князя.
Боюсь, мой дорогой друг, что пандиту Махакассапе может грозить опасность. Не хотел бы тебя беспокоить, зная твое состояние, но положение серьезно».
ТАНГИ КОМИССАРУ ВРК ТИЛЬВИ КУМТАТОНУ СРОЧНО ИЗ БАНГОНИ 11:35
КОЛОННА ГРУЗОВИКОВ ЗАДЕРЖАНА В БАНГОНИ НЕХВАТКОЙ БЕНЗИНА
ОЖИДАЕМ БЕНЗОВОЗ ВЫЗВАННЫЙ С АВИАЦИОННОЙ БАЗЫ
ПРИБЫТИЕ ТРАНСПОРТА ЗАДЕРЖИВАЕТСЯ ПРИНИМАЕМ ВСЕ ВОЗМОЖНЫЕ МЕРЫ
КОМАНДИР КОЛОННЫ ПОДПОЛКОВНИК ХОЗЯЙСТВЕННОГО УПРАВЛЕНИЯ КЕНГ
МЕЖДУНАРОДНАЯ ТАНГИ ПРОФЕССОРУ КОТРИКАДЗЕ ИЗ МОСКВЫ 9:20 14 МАРТА
ЗАРЕГИСТРИРОВАНА КРИТИЧЕСКАЯ ТОЧКА В РАЙОНЕ ТАНГИ
СОБЫТИЯ БЛИЖАЙШИЕ 48 ЧАСОВ НАДЕЕМСЯ ВЫ В КУРСЕ СИДОРОВ
ОТАР ДАВИДОВИЧ КОТРИКАДЗЕ
У Володи был такой убитый вид, что у меня не хватало духа корить его за беспечность. Ах, Матур, ах, лукавец! Уж очень быстро ты забыл о своих переломанных ногах…
Положение осложнилось тем, что я сомневался в памяти Володи. И вот почему: он утверждал, что резерва времени у нас почти не осталось, всего день, может чуть больше.
– Когда будет звонить Вспольный? – спросил я.
– В час. Он сначала снимет ленты с датчика в роще, потом вернется, проделает то же на острове и позвонит нам.
Я решил дозвониться до острова. А вдруг Вспольный вернулся раньше? Мне помогал связист, а потом и подошедший Тильви, которому не сиделось у себя не только из-за наших дел, но и от желания отделаться от нескончаемого потока телеграмм и распоряжений из столицы.
