— Я готов.
— Хорошо. Расскажи обо всем, что случилось, перед тем как ты убил ее.
* * *
Я покопался в последнем дне, пытаясь ощутить вкус пищи, вспомнить голоса. Одно и то же возникало, исчезало и возникало вновь — ощущение свежих накрахмаленных простыней. Я отбрасывал его, потому что это начало дня, но оно возвращалось, и я понял, что это, напротив, конец.
Я сказал:
— Я уже рассказал о детях, которые делали то, чего хотели другие, и о том, что Бэби перестал разговаривать, и все были довольны, и наконец мне пришлось убить мисс Кью. Много времени ушло на то, чтобы дойти до этого, и еще больше чтобы начать. Мне кажется, я четыре часа лежал в постели и думал, прежде чем снова встать. Было темно и тихо. Я вышел из своей комнаты, прошел по коридору, зашел в спальню мисс Кью и убил ее.
— Как?
— Это все! — закричал я громко, как только мог. Потом успокоился. — Было ужасно темно… все еще темно. Не знаю. Не хочу знать. Она любила нас. Но мне нужно было убить ее.
— Ладно, ладно, — сказал Стерн, — не надо пугаться. Ты…
— Что?
— Ты очень силен для своего возраста, верно, Джерард?
— Наверно. Достаточно силен.
— Да, — согласился он.
— Я по-прежнему не вижу логики, о которой вы говорите. — Я начал колотить кулаком по подушке, сильно, по удару на каждое слово:
— Почему — я - должен — был — это — сделать?
— Перестань, — сказал он. — Ты поранишься.
— Я должен пораниться, — ответил я.
— Да? — спросил Стерн.
Я встал, подошел к столу и налил себе немного воды.
— Что мне делать?
— Расскажи, что делал после убийства, вплоть до того, как пришел сюда.
— Не очень много, — ответил я. — Это произошло вчера вечером. Я взял ее чековую книжку. Потом, словно отупев, вернулся в свою комнату. Оделся, только не стал обуваться. Ботинки понес с собой. И вышел. Долго шел, пытаясь размышлять. Подошел к банку, когда он открылся. Получил деньги по чеку в одиннадцать сотен долларов. Потом решил обратиться к психоаналитику, почти весь день провел, отыскивая подходящего, пришел сюда. Это все.
— Были трудности с получением денег?
— У меня никогда не возникает трудностей, когда нужно заставить человека делать то, что я хочу. Он удивленно хмыкнул.
— Я знаю, о чем вы думаете. Я мог заставить мисс Кью делать то, что мне нужно.
— Частично ты угадал, — согласился он.
— Если бы я это сделал, — объяснил я, — она бы не была больше мисс Кью. А теперь о банкире. Я только заставил его быть банкиром.
Я посмотрел на Стерна и неожиданно понял, зачем он все время вертит трубку. Чтобы смотреть на нее, чтобы я не мог заглянуть ему в глаза.
— Ты убил ее, — сказал он, и я понял, что он меняет тему, — и уничтожил нечто очень ценное для тебя. Должно быть, это менее ценно, чем твои прежние отношения с детьми. Но ты не уверен в ценности. — Он поднял голову. Описывает ля это состояние твоих мыслей?
— Примерно.
— Знаешь, что единственное заставляет людей убивать? — Когда я не ответил, он сказал:
— Стремление выжить. Спасти себя или что-то отождествляемое с собственной личностью. Но в данном случае это не применимо, потому что твое положение у мисс Кью имело гораздо большую ценность для выживания и тебя одного, и всей группы.
— Так что, может, у меня не было причины убивать ее.
— Была, потому что ты это сделал. Мы просто пока еще ее не установили. Я хочу сказать, что причина у нас есть, мы только не понимаем, почему она так важна. Ответ заключен где-то в тебе.
— Где?
Он встал и немного походил.
— Перед нами достаточно последовательное изложение событий жизни. Конечно, вымысел смешан с фактами, и остаются области, о которых у нас не хватает сведений, но у нас есть начало, середина и конец. Я не могу быть совершенно уверен, но ответ может находиться на мосту, который ты недавно отказался переходить. Помнишь?
Я помнил. И сказал:
— Почему? Почему мы не можем попробовать что-нибудь другое?
Он спокойно ответил:
— Потому что ты только что это сказал. Почему ты так избегаешь этого?
— Не делайте серьезных выводов из этой мелочи, — ответил я. Почему-то этот парень начал меня раздражать. — Меня это тревожит. Не знаю почему.
— Что-то скрывается в тебе, и оно тебя так тревожит, что ты пытаешься его утопить. Все то, что ты стараешься скрыть, возможно, и есть то, что нам нужно. Твоя тревога скрыта, верно?
— Ну, да, — ответил я, ощутил тошноту и головокружение и подавил их. Неожиданно я решил не останавливаться. — Давайте продолжим. — И снова лег.
Он позволил мне смотреть на потолок и некоторое время слушать тишину, потом сказал:
— Ты в библиотеке. Ты только что встретился с мисс Кью. Она разговаривает с тобой; ты рассказываешь ей о детях.
Я лежал неподвижно. Ничего не происходило. Нет, происходило: внутри у меня все напряглось, начиная от костей и наружу, и напрягалось все больше. Стало совсем плохо, но по-прежнему ничего не происходило.
Я слышал, как Стерн встает и подходит к столу. Порылся там немного, что-то зазвенело и щелкнуло. Неожиданно я услышал собственный голос:
— Ну, во-первых, Джейни. Ей, как и мне, одиннадцать. Бонни и Бинни восемь, они близнецы. И Бэби. Бэби три года.
И звук моего собственного крика…
И пустота.
* * *
Выплевывая темноту, я забил кулаками и вынырнул. Сильные руки ухватили меня за запястья. Они меня не удерживали, только тащили. Я открыл глаза. Все на мне мокрое. Термос лежит на боку на ковре. Рядом, держа меня за руки, на корточках сидел Стерн. Я перестал сопротивляться.
— Что случилось?
Он выпустил мои руки и встал, внимательно глядя на меня.
— Боже, — сказал он, — ну и приступ! Я схватился за голову и застонал. Он бросил мне полотенце, и я им воспользовался.
— Что меня ударило?
— Я все время тебя записывал, — объяснил он. — Когда ты не захотел вспоминать, я решил подтолкнуть тебя твоим собственным рассказом. Иногда это совершает настоящие чудеса.
— И на этот раз совершило чудо, — простонал я. — Мне кажется, у меня сгорел предохранитель.
— В сущности так и есть. Ты был на самом краю погружения в то, что не хочешь вспоминать, и предпочел бессознательность.
— А чем вы так довольны?
— Эффект последнего стежка, — кратко сказал он. — Теперь это у нас в руках. Всего лишь еще одна попытка.
— Подождите. Последний стежок — это когда я умру.
— Не умрешь. Долгое время этот эпизод сохранялся в твоем подсознании, и тебе это не причинило вреда.
— Правда?
— Ну, во всяком случае, тебя это не убило.
