Чак снова взглянул на часы. Один час. Если они не дойдут до места отправления к двум часам…
Чак упорно вел отряд вперед.
Он старался не думать о сроках, а вместо этого попытался сформулировать отчет, который должен сделать по возвращении. Это казалось весьма простым и не таким уж важным. Некто по имени Мастерсон оплатил экспедицию. Но теперь Мастерсон мертв.
Чак сообразил, что он уже мало что помнит о человеке, хотя и знает, что должен помнить, потому что о чем–то надо будет написать в отчете. Было несколько странно, что ему так трудно запомнить о гибели Мастерсона и Гарделя. И еще Чак чувствовал, что не очень давно он уже сталкивался с подобной проблемой — хотя понятия не имел, по какому поводу. Он понимал, что Мастерсон и Гардель умерли задолго до того, как родились, поэтому в поток времени были внесены изменения, и они оба должны постепенно кануть в небытие. Он также понимал, что с течением времени совершенно забудет об их существовании. Он знал это с полной уверенностью, но не мог понять, откуда у него это знание. Но он воспринимал это спокойно, как факт. Весь его опыт подсказывал, что он уже сталкивался с такой ситуацией — или очень похожей — не слишком давно. Он не мог вспомнить, что это была за ситуация, но, тем не менее, знал, что Мастерсон и его худой помощник постепенно уйдут в забвение, что обстоятельства, связанные с этой парочкой, изменятся или будут вообще заменены на другие.
Идея эта была странной, но знакомой. А то, что Чак не мог объяснить, откуда ему это знакомо, его не волновало.
Но он задавался вопросом, как именно поток времени приспособится к отсутствию Мастерсона. Ведь куча изменений должна произойти в прошлом, еще задолго до того, как Чак повстречал этого человека. Будут стерты все следы Мастерсона и Гарделя, все их контакты с другими людьми, все влияние, которое они — вольно или невольно — оказали на окружающих.
Это был элементарный закон. Ничто не может одновременно быть и не быть. Мастерсон или существовал, или нет. Но если бы он умер в Юрском периоде, то не мог бы существовать в современности. А если он не существовал в современности, значит, кто–то другой финансировал экспедицию и нанял Чака.
Но Чак не знал, кем этот другой может быть.
Его догнал Пит и покачал головой.
— Чак, у меня проблема.
Чак взглянул на часы. Было тринадцать часов десять минут. Время заканчивалось, буквально утекало между пальцами, как песок. Ровно в четырнадцать часов механизмы Времялаза начнут процедуру возвращения. Если они будут в белом квадрате, то вернутся домой. Если же нет, то Времялаз сработает вхолостую.
— Что именно, Пит? — спросил Чак.
— Я все время чувствую, что у нас кого–то не хватает. Я понимаю, это странно звучит, потому что все мы здесь, но что–то тревожит меня. Словно что–то мне говорит: «Тот, кого нет», или нечто в этом роде. Вы понимаете, что я имею в виду? Я все время пытаюсь что–то вспомнить, но никак не могу. Похоже, будто что–то исчезает у меня из памяти, а я не могу это остановить.
— Я понимаю, что вы имеете в виду, Пит.
Это уже происходит. Мастерсон совершено ускользал из памяти Пита. И всякий раз, когда Чак сам думал о мертвеце, он едва ли мог вспомнить, во что тот был одет, что курил — трубку, сигареты или сигары? А какой у него был голос. Он смутно ощущал, что этот человек доставил много неприятностей, но мог вспомнить лишь последний инцидент с аллозавром. И даже от этого остались всего лишь невнятные впечатления: Мастерсон в челюстях гигантского хищника, Чак, стреляющий в голову зверю, бьющая струями кровь, смерть…
— Я предполагаю, что волноваться не о чем, — без всякого воодушевления продолжал Пит. — Но тем не менее, это странное чувство — как будто я теряю частички своего разума.
— Вы в полном рассудке, Пит, — сказал Чак. — Я бы на вашем месте поскорее забыл обо всем этом.
— Похоже, я и так обо всем забуду, — немного натянуто рассмеялся Пит, — хочу этого или нет. И чертовски странное во всем этом то, что я не помню что, будто что–то забываю.
Тринадцать пятнадцать.
Тринадцать двадцать…
Время стало живым существом, оно скользило по циферблату часов Чака, как рептилия Юрского периода. И оно несло смерть. У него не было никаких пристрастий к Чаку или любому другому члену группы. Оно летело стремительно, вслепую, не обращая внимания на то, что людям приходится идти наперегонки с ним. И выдерживать такой темп людям было нелегко. Время нависло над их головами, точно нож смертоносной гильотины, и становилось все труднее справляться с ощущением надвигающейся гибели.
Они шли теперь без остановок.
Они шли, несмотря на то, что дыхание хрипло вырывалось их легких. Их одежда была пропитана потом, лица измождены, а в запавших глазах мерцало сомнение.
Чак коротко переговорил с каждым. Он не предлагал поддержку, не пытался сохранить в них бодрость духа. Он просто хотел, чтобы они продолжали идти, потому что если они остановятся, будет нелегко заставить их двигаться дальше. Из этих разговоров Чак понял, что Мастерсон уже почти полностью стерт у людей из памяти. Но он еще не знал, как поток времени приспособится к отсутствию Мастерсона. Если не Мастерсон финансировал экспедицию, то тогда кто? Какой–то другой богач? Но кто именно?
Чак понятия не имел, а вскоре Мастерсон стал лишь очень далеким воспоминанием.
В час тридцать он уже вообще не помнил о Мастерсоне.
Тринадцать тридцать.
Времени оставалось очень мало. Собственно, его вообще не было. Чак стал волноваться всерьез. Беспокойство подобно туче насекомых металось у него в голове, грызло его разум, не давая покоя и отдыха.
Белый квадрат. Где белый квадрат?
Тринадцать тридцать пять.
Где же это место, черт побери?
Тринадцать сорок.
Где место отправления? Ну, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…
Тринадцать сорок пять.
Сначала они увидели стегозавров. Двух стегозавров. Динозавры торчали посреди большой поляны, словно присев на корточки. Их выгнутые спины, украшенные костяными гребнями, выступали, как горные цепи, вооруженные шипами хвосты опасно извивались сзади.
Чак уже был готов обойти их стороной. Это было безопаснее всего, не считая потери времени. Чак взглянул на часы. Тринадцать пятьдесят.
Что–то внутри кричало об опасности. Чак знал, что у них уже была стычка со стегозаврами. Он не помнил всех подробностей этого инцидента, но знал, что стегозавры опасны.
Он собирался обойти их подальше, когда увидел, где именно те сидели на корточках. Одна из зверюг подняла голову, но Чак смотрел не на нее. Он смотрел на огузок этого существа, точнее, на то, что частично покрывал этот огузок.
Толстую белую линию.
Осознание явилось для Чака шоком.
Покрытые броней динозавры сидели как раз на том месте, которое для отправления домой должны занять они!
— Чак, Бога ради…
— Вижу, — закричал Чак и посмотрел на часы.
Тринадцать пятьдесят три.
— Они прямо на белом квадрате, — выдохнул Пит. — Что нам делать?
— Не знаю… — Чак проглотил комок в горле. — Я… Я не знаю. Мы не можем зайти в квадрат, пока они находятся на нем.
— Что–то нужно делать, — сказал доктор Думар. — У нас ведь осталось шесть минут, не так ли?
— Да. Шесть минут.
— Я застрелю их, — предложил Артур. — Я достаточно поохотился в своей жизни, чтобы завалить обоих без особых проблем.
Чак покачал головой.
— Опыт охоты на енотов не поможет вам справиться с этими монстрами.
— Охота на енотов? — удивился Артур. — Чак, я охотился в Африке. Я убивал носорогов, так что не вижу здесь большой разницы.
— Носорогов? В Африке? Но вы же…
— Сколько времени? — перебил его доктор Перри.
— Час пятьдесят пять.
— Позвольте мне застрелить их, — настаивал Артур.
— Нет. Мы не можем убить их в квадрате, потому что тогда они попадут в наше время, а там нас за это…
— Да забудьте вы о законе! — закричал Пит с покрасневшим от гнева лицом. — Мы же иначе не сможем вернуться домой. И что тогда?
