не отставай, – он строго глянул на меня.
Митрий ловко замахал косой следом за отцом.
Я усмехнулся: «Тоже мне наука, что ж тут не понять? Коса у меня – игрушка, чего не помахать-то. Что я не успею за инвалидом и ребёнком?».
Расставил пошире ноги, крепко стиснул ручку и, размахнувшись, отвёл косу влево: «И-и-и, – со всей силы рубанул вправо, – раз!».
Коса со всего размаха воткнулась носом в землю и, дзынькнув, выгнулась дугой. Я испугался, что сломаю её, и отскочил. Но она выдержала. «Вот чёрт! – Я даже вспотел от расстройства. – Не хватало только косу сломать. Да что ж такое! Идиотство какое-то, кто вообще косит руками в наше время. Косилок что ли нет? Не такой уж бедный монастырь, чтоб косилку не купить». Я оглянулся. Герасим и Митрий уверенно двигались вперёд. Герасим шагал быстро, оставляя за собой широкую полосу скошенной травы, а Митрий – полосу меньше, но шёл ровно, почти не отставая от отца.
«Так, надо догонять. Главное спокойно, тут ничего сложного нет».
Я перехватил косу поудобнее и, стараясь, чтобы она не касалась земли, шагнул вперёд.
«И-и-и, раз», – коса послушно срезала несколько миллиметров травы.
«И-и-и, раз, и-и-и, раз», – обрадованный я чуть-чуть продвинулся вперёд.
«Что такая полоска-то маленькая, надо больше взять, а то взрослый мужик, а мальчишку догнать не могу».
Я приосанился и, широко взмахивая косой, поспешил следом. Делал широкий полукруг, по очереди резко сгибая и разгибая руки. Через час в глазах у меня зарябило от разнотравья, а руки, словно налились свинцом, едва держали косу, которая вдруг стала невыносимо тяжёлой. Пот заливал глаза и стекал за ворот рубашки. «Когда же привал?» думал я.
Наконец Герасим обернулся и махнул рукой. Взял скошенную траву и провёл по лезвию косы, очищая его. Митрий последовал его примеру. Они ушли довольно далеко от меня, и теперь Герасим, перехватив косу, шёл ко мне.
– Ну что тут у тебя? – подойдя, спросил он, и остановился, молча рассматривая покос за мной. Я обернулся. Вместо ровной и гладкой дорожки скошенной травы, которая оставалась после Герасима и даже после Митрия, позади меня почему-то оставалась какая-то клокастая полоса, где то тут, то там торчали неровные обрезки травы.
– Мда, – сказал Герасим. – Это как же так можно умудриться накромсать? Ну-ка давай, покажи, как косишь-то, – он отошёл в сторону.
Я, чуть дрожащими руками, размахнулся:
«И-и-и, раз; и-и-и, раз!»
– Стой, стой! – крикнул Герасим. – Ты что слепой? Глаз что ли у тебя нету? Я ж показывал! А ты что делаешь? Что ты руками-то размахался? Взлететь собрался? Так ты не птица.
Мне стало вдруг так обидно, даже в горле запершило. А Герасим, сокрушённо качая головой, взял свою косу наизготовку:
– Вишь или нет? Я локти-то к себе прижимаю. Не руками работаю, а сам поворачиваюсь! Поле же тут ровное. Не обкос. И потом, зачем так много захватываешь? Посмотри, как полосу изуродовал. Захват должен быть всего чуток, по чутка и продвигайся, чтоб ровно срезала коса-то! Понял что ли или нет?
Мне очень хотелось послать его куда подальше, забросить косу и уйти отсюда, куда глаза глядят, но я скрепился и сказал:
– Понял.
– Давай покажи.
Я стиснул со злости зубы, взял косу поудобнее.
– Локти, локти прижми! И совсем чуток срезай!
Я размахнулся, тело послушно пошло за рукой:
«И-и-и, раз», – срезал я всего несколько сантиметров травы.
– Во! Так и продолжай! – одобрил Герасим и пошёл на свою полосу, – да шевелись, шевелись! – прикрикнул он.
«И-и-и, раз», – узкая полоска скошенной травы падает, шаг вперёд.
«И-и-и, раз», – шаг вперёд.
«И-и-и, раз», – шаг вперёд.
Колени дрожат, хотя солнце ещё и не показалось из-за горы, жарко так, что пот стекает по спине и по лбу, заливая глаза. В глазах мелькает скошенная трава, трава, трава… в ушах вжик, вжик, вжик… кажется, ещё минута и я рухну без сил.
«Всё, ещё три шага и иди оно всё», решаю я и слышу где-то далеко голос Герасима:
– Перекур!
Опускаю косу. Рубахой вытираю лицо. Запах пота ударяет в нос. Рубаха пропиталась потом. Вижу, как Герасим травой вытирает косу, достаёт брусок и начинает затачивать лезвие. Вижу как Митрий, следует его примеру.
«Мне тоже надо», – стучит в голове. Я нагибаюсь, беру клок травы.
– Осторожно, там! – кричит Герасим. – Не трожь пока косу-то, я ща сам поправлю! – и добавил, – Отдыхай пока.
Меня снова разобрала злость, что со мной хуже, чем с ребёнком, с взрослым мужиком!
– Я и сам могу, – почему-то охрипшим голосом ответил я.
– Можешь, можешь, – усмехнулся в бороду Герасим, – только тут тонкости надо знать, чтобы косу не попортить, я потом тебе покажу, а пока сам поправлю. Некогда обучать-то.
Я сел на траву. Ужасно хотелось лечь. Но я сдержался, чтобы не показать свою слабость. Мало я с медведем-то опозорился. Я сидел, покусывая травинку, и смотрел, как Герасим поправляет косу и о чём-то переговаривается с сыном. Закончив править, Герасим подошёл ко мне.
– Притомился? – спросил он, беря мою косу. Он очистил лезвие травой и вынул из кармана брусок-точило.
– Есть немного, – не стал я лукавить, – сколько ещё косить?
– Ну-у-у, всего ничего откосили-то, часов до десяти надо. Пока солнце не начнёт припекать.
Я взглянул на браслет, до десяти оставалось два с половиной часа.
– Я думал, мы на весь день.
Герасим насмешливо глянул на меня.
– На весь день! Какое же сено-то будет с дневной травы. Косить надо пока роса! Учёный! – насмешливо протянул он и прибавил, – Да ты не переживай, работа и днём найдётся. А сейчас ты давай иди завтрак готовь, а мы тут с Митрей закончим на сегодня.
Я удивлённо взглянул на Герасима и обернулся на Митрю. Мальчик старательно, чуть высунув язык, поправлял свою косу. Лицо его было красное, а русые волосы всклокочены и прилипли от пота ко лбу. Он, должно быть, почувствовал мой взгляд, посмотрел на меня и улыбнулся. И глубоко вздохнув, продолжил работу. И тут я взбесился:
– А почему это я – здоровый мужик должен идти кашу варить, а ребёнок косить за меня будет? – поднялся я. – Он уж вон взмок весь!
Герасим удивлённо глянул на меня, посмотрел на Митрю и сказал:
– Ну как хочешь, косить, так косить. Митря! – позвал он. – Поди сюда.
Митрий положил косу и пошёл к отцу.
– Давай заканчивай тут работу и иди хозяйничать. Понял?
– Понял, батя, – сказал мальчик, и мне показалось, что он облегчённо вздохнул. – Ну и молодец, – видимо отец тоже почувствовал, что мальчик устал, и погладил его по голове. – Скупнись, поди мокрый весь. Только
