говорит Томилин. - Случайного стресса! А эти… стрессы… они выверены
и рассчитаны. Они не могут не подействовать.
– Они подействуют, вот только как именно…
– Посмотрим. Придушите эту лису! - поворачиваясь к экрану говорит
Томилин.
Еще минуту ничего не происходит. Заключенный осторожно и бережно
гладит крошечного зверька. Камера опускается совсем низко, заглядывает
ему через плечо, так, что узкая симпатичная мордочка лисички заполняет
пол-экрана.
А потом черные глазки начинают тускнеть.
Лисица тонко пищит, вздрагивает, и вытягивается в длину. Дергается
пушистый хвост.
Человек будто не замечает этого. Рука касается меха, оглаживает
зверька. И едва-едва угадывается в шуме ветра голос.
– Нет.
Ни печали, ни боли, ни ярости.
И ни капли сомнения.
Он не верит в происходящее, этот злодей и убийца. Настоящий, без
всяких смягчающих обстоятельств, злодей…
Не хочет верить.
Не поверит никогда.
Я читала его личное дело. Я знаю, что он убил свою жену. Я знаю, что
он любил ее. И до сих пор, наверное, любит. И себя он осудил куда
раньше, чем люберецкий районный суд…
– Нет, - еще раз говорит заключенный, проводя рукой по тельцу лисицы.
– Нет.
И пушистый хвост вздрагивает.
Стриженная голова опускается, человек касается губами мордочки
лисицы. И крошечный язычок ласково лижет его щеку.
– Она отключена, - не дожидаясь вопроса говорит программист Денис. -
Да нет ее вовсе! В программе оживление не предусмотрено!
На экране - человек гладит лисичку.
– Выключите, - говорит Томилин. И смотрит на меня.
– Будете третьего… катарсить? - спрашиваю я.
– Имеет смысл? - вопросом на вопрос отвечает Томилин.
Я медлю. Я действительно пытаюсь ответить честно. Хотя бы потому, что
кто бы ни стоял за всей этой жестокой пьесой, какие бы амбиции ни кипели
в министерских умах, но для Томилина этот проект - совсем другое. Заслон
на пути преступности, сверкающий меч и надежный щит в руках правосудия,
настоящие стражи порядка, штампованные супермены глубины.
И ради этой цели он без колебаний подвергнет муке преступников.
Без колебаний… но и без радости.
– Он тоже не станет дайвером, - говорю я, наконец. - Он что-то
сделает… я даже не знаю, что именно…говорите, умирающая женщина в
пустом городе? Нет, вряд ли он ее оживит. Скорее - добьет.
– Ее невозможно добить, - почти робко вставляет программист Денис. -
В том-то и дело… этот тип - он маньяк, он обязательно попытается,
но…
– Лисичку невозможно было оживить, - напоминаю я.
– Так в чем дело? - уже не спрашивает, а требует Томилин.
– Я знаю только одного дайвера, - говорю я. - Но разве вам непонятно,
в чем разница? Это же так просто!
– Свобода, - вдруг говорит Томилин. - Бип.
– Способности дайверов - они все исходят из одного, - киваю я. -
Только из одного. Они не терпят несвободы. Потому и могут входить и
выходить из глубины - когда захотят. Поэтому видят лазейки в программной
защите. Вы кого угодно сможете воспитать в своей тюрьме… людей,
которые будут убивать и оживлять программы, к примеру. Но только не
дайверов. Потому что дайвер в виртуальной тюрьме - невозможен.
Наверное, самое обидное вовсе не поражение. Полководец, который
привел армии на поле брани мечтает о победе. Но и к поражению он готов.
А вот к тому, что вражья армия, о которой донесли разведчики, бесславно
потонет при форсировании мелкой речушки, или поголовно сляжет с
банальной дизентерией - к этому не готовятся.
Томилин долго смотрит на меня, прежде чем с неохотой кивает.
– Наверное, вы правы, Карина. Наверное. Но черт возьми, как вы
поняли? Проект готовили серьезные специалисты… кто вы такая, что
сумели понять?
– Кто я? - пожимаю плечами. Вопрос мне задали риторический, но
почему-то я собираюсь ответить.
Кто я?
1011.0
"Лабиринт"
(Алый финал)
Кто я?
Я самая обыкновенная. Девочка компьютерного века. Одна из тех, кто
учился буквам по клавиатуре. Одна из тех, кто рвался из дома не на
улицу, а в сеть. Одна из тех, кто никогда не видел своих друзей. Одна из
тех, кто привык быть кем угодно - вздорной грубоватой Ксенией,
любопытной малолеткой Машей, писателем-детектив-щиком Романом, хакером
Сёмой, солидной и умной Ольгой… меня было так много в глубине…
Я самая обыкновенная.
Просто я здесь живу.
А энергичный и умный подполковник Томилин - работает.
Да пусть я никогда не верила в дайверов! Пусть считала их сказкой. Но
я же знала, о чем эта сказка: о свободе. О людях, которые не теряют себя
в глубине. Не о волшебниках, творящих виртуальные чудеса, а о людях,
научившихся жить в сети.
И пусть теперь я работаю в МВД, пусть у меня есть звание и должность,
но я - гражданка Диптауна.
А уже потом - гражданка России.
– Я самая обыкновенная, - отвечаю я Томилину. - Только я здесь живу.
Понимаете? Это плохо, наверное, что я здесь живу. Я, может, так и
состарюсь в этом теле. И по службе никуда не продвинусь, мне это
неинтересно. Зато я вижу то, чего вы не видите.
Томилин смотрит на Дениса, кивает, и тот быстро выходит. Косясь на
меня… и, вроде бы, с симпатией.
Неужели он тоже доволен, что проект по созданию дайверов провалился?
– Начистоту… - хмуро спрашивает Томилин. - Вы довольны, что все так
кончилось?
– Конечно, - говорю я. - Извините…
– Карина, но вы же понимаете, это ничего не изменит. Государству
нужен контроль над глубиной. И не ради самого государства, ради мирных
граждан, понимаете?
– Нет, не понимаю, - честно отвечаю я. - Ведь мы справляемся сами.
Худо-бедно, но справляемся. Разве в настоящем мире у нас не осталось
работы?
– Мы? - подполковник интонацией выделяет слово.
И я киваю:
– Мы. Те, кто живет в глубине.
– Это ваш настоящий облик? - неожиданно спрашивает Томилин.
Таких вопросов не задают. Даже нижестоящим. Но я снова решаю
ответить:
– Да.
– А у меня - не совсем, - он внезапно улыбается. - Нехорошо
получается… Ну и что вы напишите в отчете?
– Чистую правду, - отвечаю я. - Что ничего, заслуживающего служебного
расследования, в тюрьме не обнаружено… за исключением мелких нарушений
трудовой дисциплины. У меня, правда, были сомнения. Показалось, что в
тюрьму ухитряются проникать посторонние. Но теперь-то я понимаю - это
лишь часть программы перевоспитания осужденных.
Томилин кивает.
– Разрешите идти? - спрашиваю я. - Мне надо заняться отчетом.
