- Брат! Брат, прости меня! Прости! А-а-а-а! Отпустите меня, а-а-а!
Я с трудом оторвал от плахи голову - странное дело, в небе появились алые облака и нависли над глазами. На шее вздулись жилы, когда я, тужась, закричал:
- Молчи, Фрол! Молчи!!!
- Атаман!!! - крикнул кто-то из толпы.
Толпа ожила, колыхнулась, как бушующее море и взорвалась плачем и слёзным криком.
- Чтоб тебе! - буркнул испуганно озирнувшийся через плечо палач и торопливо занёс над головой окровавленный топор.
"Мы успели: в гости к Богу не бывает опозданий,
Так что ж там ангелы поют такими злыми голосами?!..."
(В.Высоцкий "Чуть помедленнее, кони".)
Топор стремительно падал вниз - кто-то поторопился и подал ему знак, нарушая порядок казни: голову рубят в последнюю очередь...
ЭПИЛОГ
Он был каким-то излишне нервным и суетливым, поэтому сразу же мне не понравился, едва появился в моём офисе.
- Я к вам, - кинулся он ко мне.
Недовольно скривив лицо, я остановился перед дверью своего кабинета.
- Вы что-то хотели? - сухо поинтересовался я.
- Я к вам, - повторил он, нервно поглаживая чёрную кожаную папку.
"Ещё один графоман-любитель! Сейчас будет меня потчевать своим шедевром, - с неприязнью подумал я и глубоко вздохнул. - Ничего уже нельзя поправить, раз уж он здесь..."
Я открыл дверь кабинета:
- Проходите.
Он не вошёл, а осторожно проскользнул, прикрыв за собой дверь и сразу же, увязавшись за мной, бросился к моей гордости - большому письменному столу из красного дерева, привезённому из Германии. На ходу раскрыл папку.
- В чём дело? - я сел в кресло и придвинул к себе пепельницу в виде Колизея.
Он извлёк из папки старенькую общую тетрадь, не решаясь сесть. Пусть постоит.
- Мы не принимаем рукописей, - сразу же предупредил я.
- Это, - он сразу же замялся. - Год назад у вас работал журналист Ларин. Степан Ларин.
Я впервые внимательно посмотрел на него. Неприятно было вспоминать прошлогоднюю историю - она отвратительно пахнет даже теперь и этот придурок мне опять всё напомнил. Мне тогда здорово досталось от Брынчалова... Вновь, теперь уже от господина Президента и моего личного друга и покровителя - в этом году выйдет мой трёхтомник...
- Чего вы хотите? - этот тип был не только неприятен, но уже и опасен.
- Вот, - он придвинул ко мне тетрадь.
- Что это? - саркастически усмехнулся я, выуживая из кармана пачку "Мальборо".
Не думает же он, что я предложу ему курить.
- Это его рукопись.
- Ларина? Стёпы? - я насторожился - неужели это те его проклятые документы, в которых компромат на Брынчалова.
- Да.
- Как она к вам попала?
"Голубчик, отсюда ты отправишься аккурат в ФСБ", - промелькнуло у меня в голове.
- Неважно, - он отмахнулся от меня рукой и быстро зашагал к дверям.
- Эй, постойте! Постойте, а что с ним?
"Почему я не нажал кнопку?"
- С кем?
"Господи, до чего он неприятен - похож на спившегося, деградирующего интеллигента! Ненавижу таких!"
- С Лариным? - я с любопытством придвинул к себе тетрадь.
Нет - это не компромат. Я расслабился. Что он тут написал? Рукопись?
Тип мялся в дверях, как-то жалко улыбаясь.
- Так что с ним? Я слышал, что он поправляет своё здоровье в частной клинике?
Тип уже стоял по ту сторону двери, но задержался и, прежде чем её закрыть, сказал:
- Он умер, - и, после секундной паузы, добавил: - Ещё год назад.
Дверь захлопнулась. Я успел отдёрнуть руки от этой проклятой тетради показалось, что она превращается в опасную, чёрную змею.
- Умер? - тупо спросил я сам у себя.
Мои руки затряслись, а подсознание, поспешив на помощь, твердило откуда-то из-под мозжечка: "Успокойся, тебе нельзя волноваться! В сейфе стоит бутылка коньяка... Успокойся, он умер! Нужно срочно выпить..."
КОНЕЦ
