О, если бы она не была дочерью Сатиапала и жила бы не в Индии, а в Советском Союзе! Тогда каждая встреча с ней стала бы праздником. И не только по ее вызову, а ежедневно он приходил бы к ней, не обращая внимания на время и расстояние!
Глупая фантазия!.. Нужно ехать отсюда, ехать навсегда, забыть имение раджи и златокосую девушку с бархатно-черными глазами; она промелькнула чудесным миражем и, как мираж, исчезнет.
Калинникова и Лаптева провожал сам Сатиапал. Он имел вид сердечного, гостеприимного хозяина, сожалеющего о том, "что гости уезжают преждевременно, но в глазах у него сменялась целая гамма чувств, — от оскорбления и злости до искреннего сожаления.
— Так приезжайте, приезжайте еще! Возможно, я через месяц-два продемонстрирую вам новые опыты и дам новый трепан, который мне вскоре изготовят…
Сатиапал умышленно избегал прямого обращения: говорил он для Лаптева, полностью игнорируя Калинникова. Андрею это было неприятно, и он отмалчивался, или отвечал односложно.
Когда гости сели в машину, за ворота вышла Майя, ведя на цепочке коричневого пса.
— Господин Лаптев, я хотела подарить вам Самума. Он ваш по праву.
— Благодарю, Майя! — Андрей выпрыгнул из машины в погладил собаку. — Благодарю. Позвольте забрать его немного позже. Я сейчас не смогу уделить Самуму должного внимания.
— Хорошо, Андрей Иванович! — обрадовалась девушка. — Можете забрать его когда угодно.
Имение осталось далеко позади. Андрей оглянулся. Освещенная лучами предзакатного солнца, на шоссе стояла девушка с собакой.
— Майя… — прошептал Лаптев. — Мираж, который сейчас исчезнет и развеется навсегда!
Перед поворотом он оглянулся еще раз и увидел, что к девушке подходит какой-то мужчина. Расстояние не позволяло различить черты лица, но Андрей был убежден, что это Чарли Бертон.
А поздно вечером Лаптев вспомнил о подарке рани Марии.
Он раскрыл футляр, вынул и положил на ладонь голубоватый кристалл горного хрусталя.
Неяркий свет аккумуляторной лампочки играл на блестящих гранях кристалла, причудливо переливался в его глубине.
"Кристалл самозабвенья!" вспомнилось Андрею.
Он посмотрел в глубь кристалла внимательнее. Ему показалось, что там, за голубыми гранями, возникает нечто живое.
Неуловимый плод фантазии, необъяснимая игра света! Легкое дрожание руки передавалось куску хрусталя, видение менялось, обретало прихотливые, причудливые формы.
Андрей знал, что можно загипнотизировать самого себя, если долго и пристально смотреть в полутьме на блестящий предмет. Нечто подобное он чувствовал и теперь. Тускнели и расплывались окружающие предметы, палатка тонула в глубокой мгле, голубой кристалл наполнялся чистым прозрачным сиянием, а на его фоне черной камеи — появился силуэт Майи, — рельефный, близкий и дорогой.
Андрей вздрогнул, видение исчезло.
На руке лежал обыкновенный, старательно отшлифованный кусок голубоватого горного хрусталя.
ХИЩНИК КРАДЕТСЯ
Уехал Андрей Лаптев — и в имении Сатиапала стало пусто и тихо.
Казалось бы, что такое один человек? Много ли он сможет съесть и выпить, сказать и выслушать? Но именно пребывание советского врача опрокинуло заведенные порядки, всколыхнуло размеренное течение жизни небольшого островка среди джунглей.
Напрасно раджа Сатиапал считал доцента Лаптева только своим гостем. На советского врача с почтительным уважением и некоторой робостью поглядывали все жильцы имения.
Лаптев спас рани Марию, и для простых индийцев это было самым убедительным доказательством того, что в Советском Союзе действительно творятся чудеса. Сам того не желая, раджа подорвал свой авторитет в глазах людей, считавших его полубогом. А рассказы старого Джоши, который не мог удержаться от популяризации своих бесед с Лаптевым, разжигали любопытство, заставляли задумываться над сутью жизни.
И вот все исчезло. Из подвалов опять выпустили хмурых, недружелюбных псов, которым даже лаять не на кого. За несколько дней всепроникающая пыль покрыла толстым слоем бывшую комнату Андрея Лаптева. Старый Джоши теперь ухаживал за животными, и как о чем-то далеком, почти нереальном, вспоминал о своих приключениях и о справедливом сагибе. А когда рани Мария почувствовала себя лучше и, как всегда, начала распоряжаться во дворце, все, казалось, встало на свои места, даже не верилось, что здесь в последние два месяца произошли столь большие события.
И все же о Лаптеве не забыли ни Сатиапал, ни рани Мария, ни тем более Майя. Правда, о нем вслух не вспоминали, но иногда молчание говорит об отношении к человеку гораздо больше, чем бесконечные разговоры. Получалось так, что каждый в семье Сатиапалов невольно и тайком от других сравнивал двух мужчин, которых привел случай в это имение — Андрея Лаптева и Чарли Бертона.
Рани Мария инстинктивно почувствовала неприязнь к молодому англичанину с первого дня знакомства. Удивительное сходство Чарли с сыном казалось ей оскорбительной насмешкой. Мать никогда не простит убийц сына, а Бертон — англичанин, да еще и офицер.
Обычный такт и уменье скрывать свои чувства позволили рани Марии отнестись к Бертону со спокойным достоинством, но не больше. Во всяком случае, она не допускала мысли, что между ее дочерью и иностранцем могут возникнуть близкие отношения, и терпела присутствие Бертона, ибо этого хотел Сатиапал.
Раджа не мог оставаться беспристрастным к тому, кого считал своим сыном. Он тайком радовался успехам Бертона, старался приписать ему лучшие человеческие качества и злился на себя, когда внезапно всплывали воспоминания о Лаптеве с его диапазоном возможностей и качеств, которых, к сожалению, не хватало в полной мере Чарли.
Бертон в свою очередь изучал Сатиапала, используя еще не понятое им самим исключительное положение любимчика. Он не хотел потерять заманчивых перспектив и постоянно старался показать себя в лучшем свете. О Майкле Хинчинбруке Бертон начал забывать, надеясь в душе, что тот погиб. Условия его жизни значительно облегчились: отпала забота о выполнении задания, и он работал только на себя. Чарли не шарил по закоулкам лабораторий, не проявлял чрезмерного любопытства. Он не прикасался к самым интересным рукописям, с безразличным видом проходил мимо полуоткрытого сейфа. Если уж рисковать, то всем. Пока он входил в доверие, надеясь со временем подобраться к лакомому кусочку. И эта тактика относительно Сатиапала полностью себя оправдывала: раджа был близок к тому, чтобы рассказать своему помощнику значительно больше, чем кому-либо.
