— Слушай, Кать! Я, конечно, приплел тут про твои советы, может, краски сгустил, но ты — действительно, голова! Танька вроде взрослая, а совсем башкой не варит. Если бы мы так пошли, то точно бы всех завалили! Спасибо, Катя! А характеристику твою мы мигом выправим, я таких мастеров знаю! Ты-то как живешь?
— Никак.
— Ну, не грусти, Катерина, наплюй на нас! Мы, блин, мальчоночки в рубашоночках, нас только могилка исправит!
* * *
Валерий пришел в день экзаменов чисто выбритый, в отглаженном отцовском костюме. Тюремная пыль за то время, пока она его не видела, уже повыветрилась. Из-за короткой стрижки седина была почти не видна, да и выбитый передний зуб он умудрился уже вставить. Так что выглядел Валет почти роскошно. Катя пробилась к нему сквозь толпу абитуриентов и сухо поздоровалась. Танька оформила их документы по идущим друг за другом номерам, поэтому в аудиторию они вошли вместе и сели рядом. Получив задание, Валет беспомощно посмотрел на Катьку, экзаменатор хищно высматривал малейшее шевеление, а еще одна баба шастала у них за спинами по рядам. То, что предлагали раньше Терех с Танькой, было действительно невозможно даже теоретически. Катька проинструктировала Валета перед экзаменом, и он сосредоточенно что-то писал в черновике. Быстро решив свои примеры, Катя ловко заменила их задания. Преподаватели уже стали уставать, терять бдительность, кроме того, некоторые уникумы пошли сдавать выполненные задания, в аудитории началось хождение, поэтому все остальные полезли за шпорами. Пока женщина придиралась к какому-то побагровевшему парню, требуя отдать ей шпаргалку, Катя передала готовое задание Валерке, которое он стал быстропереписывать. На них, сидевших без разговоров и общения, не шарящих с выпученными глазами и напускным равнодушием по карманам, внимания никто не обращал. Сдав свои работы, Катя и Валера вышли из аудитории.
— Кать, спасибо тебе!
— Пожалуйста.
— Да погоди ты! Давай хоть поговорим!
— Мне некогда, еще к сочинению надо готовиться.
— Кать, ну, не обижайся, не мог я прийти. Да и что бы мы с тобой делали? По дворам бы со свистульками бегать стали? Я уж староват для этого, да и ты выросла уже, у тебя все теперь другое должно быть.
— Почему?
— Потому что все всегда кончается.
— Ну и ладно. Бывай!
Сочинение Валету Катя написала по драме Грибоедова "Горе от ума". Валерка понял, что сделала она это нарочно. Речь там шла о какой-то девке, которую парень бросил и в загранку укатил. А когда обратно приехал, то эта Софья уже по ночам с другим мужиком хороводилась. Саму Катьку выгнала с экзамена толстая баба с красным лицом тогда, когда она, противно шурша на весь класс, вытащила из кармана огромную шпаргалку по своей тезке Катерине из темного царства. Поэтому Валерий уже не смог переговорить с ней после того, как вышел с экзамена.
На следующий день Татьяна рассказывала, что Катька сразу же забрала документы. Преподаватели громко возмущались ее наглым поведением и очень хвалили Валеркино сочинение. Как тонко он описал душевное состояние Софьи! Некоторые фразы даже были построены так, будто пишет не парень, а сама Софья. Полное перевоплощение! Из этого рассказа Терех понял, что Валет передрал Катькину писанину один к одному, даже не поменяв пол Катькиной лирической героини.
В техникум Валет, конечно, поступил и тут же залег на Тереховом диване с гитарою в руках. Терех только морщился, когда он на радостях орал и давнишние блатные песни из Кроликова подвала. И его совсем не волновало, что с Катькой надо было что-то решать. Терех терялся в догадках, как этот баритон без нее собрался техникум заканчивать. Поэтому он собрал на счет Катьки большой совет, пригласив Кузьму, Бобку и даже Таньку.
Сначала они придумали позвать ее в кафе-мороженое, но решили, что она либо опять прилипнет намертво к их компании, либо мама ее все узнает, и что-нибудь с Валетом учудит. Танька, как самая опытная, посоветовала подарить ей духи, да не пузырек, а целую коробку! Духи пошли выбирать вчетвером: к Валету, Тереху и Таньке пристал Кузьма. Выбор парфюмерии в центральном универмаге был слабенький, вернее, никакой. Тогда Кузьма блеснул своим хамоватым обаянием, он стал томно клеить молоденькую продавщицу, сказав ей, что страстно любит свою мамочку, потому что любить ему пока некого, некому дарить духи и другие ценные подарки, а вот маме надо срочно что-то всучить, желательно "Рижскую сирень". Но под прилавком в тот день были только терпкий "Красный мак" с шелковой кисточкой на коробке, "Красная Москва" с двумя флаконами в виде кремлевских башенок и какой-то непонятный «Лель» с пастухом на крышке, причем на морду этот пастух с дудочкой был удивительно похож на Валета.
Танька стояла за "Красный мак", но Терех заявил, что Катька может обидеться на кисточку. Он знал, что маленькая Катька была бы до соплей рада башенкам из мутного стекла. Но кто мог знать, чему теперь радуется большая непонятная Катька? Поэтому он настоял на приобретении вполне нейтрального «Леля». Его же обязали отнести подарок Катьке, да он и не отпирался, зная, что другие из их компании могут отнестись к этому делу менее ответственно, и добытые с бою духи у них могут запросто проваляться полгода, а то и дольше.
Духи он отдал Кате молча. Просто отдал, повернулся и пошел прочь. В отделе парфюмерии и косметики для покупателей стояло круглое зеркало в никелированном ободке, и Терех там впервые, как бы со стороны, увидел свою несуразную рожу. Мимоходом он про себя твердо решил, что с такой рожей он, конечно, Катьке не пара. А еще он заметил, что продавщица выкладывала все из-под прилавка вовсе не ради Кузьмы. Он видел, видел эти робкие покорные взгляды, которые она кидала на повернувшегося к прилавку спиной, равнодушного ко всему Валета. Терех тогда подумал, что равнодушие это напускное, он слишком хорошо знал Валерку. Он не ошибся, потому что перед уходом Валет одарил продавщицу таким взглядом, что она вся покраснела. В сущности, поэтому Терех и посоветовал купить им скромный флакончик без башенок, чтобы глупая Катька напрасно губу не раскатывала.
Никому из них не пришло в голову, что Катя всю ночь рыдала над черной картонной коробкой с тонким рисунком палехского живописца. Изображенный им юноша со свирелью был вовсе не пастухом, как по простоте душевной заметил Терех, а древним славянским богом любви…
Засыпай, касатка, не думай ни об чем! Я тебе песенку пропою, ты такой песенки никогда и не слыхала. Мне ее нянька пела давным-давно. И придет к тебе сон без сновидений, и наступит день без радости. Засыпай, мила дочь, забывай обо всем, живи, как живется. И о нас забудь крепко-накрепко.
