— Само внимание, Создатель.
— Кувыркнись через голову, но докажи, что Сахалин — лучшее место для космодромов и вообще ракетно-космической промышленности.
— Что-то новенькое, Создатель. Может, сначала проверим пригодность на все аспекты?
— Хоть запроверяйся — результат должен быть именно таким.
— Тем не менее.
— Твое дело.
— Что по срокам?
— Пока терпит. Как Люба?
— Девочка старается, молодец. Ты, Создатель, планируешь ей отставку?
— Не твое дело.
— Грубо. Отвечу так же: когда тебя не станет, буду работать с Любой.
Люба позвонила:
— Знаешь, что удумал Эдуард Петрович? Никогда не догадаешься — он пригласил наше кафедральн9е руководство на Итуруп на защиту моего диплома. Представляешь, буду защищаться досрочно, да еще на самой стройке. Костылев грозится лично возглавить приемную комиссию. Представляешь? Ты приедешь? Ведь защита! А когда? Эх ты. Я люблю, скучаю, жду не дождусь. Твой «Пилигрим» — прелесть. Ты его запатентовал? Зря, утер бы нос америкосам. Все, целую.
Мама за дверь, Даша зовет:
— Айда семью создавать.
Разденемся и в постель — нырк. Лежим, прижавшись животами, внимаем дочери.
— Ты знаешь, — говорю, — хочу примириться с отцом: нехорошо как-то мы расстались.
— Это правильно: в жизни так много сложностей и напастей, что самим их создавать просто нелепо. Близкими людьми надо дорожить.
Милая моя Даша, как скоро ты стала мудрой.
Отец откликнулся на мое желание встретиться.
Когда мы приехали с Дашей в парк, он уже гулял там со своим маленьким сыном — моим сводным братиком. Ничего малыш, шустрый. Пожал мне руку, взял у Даши сладкий батончик и заявил:
— Леша хороший.
Бобчинский победно взглянул на меня.
Он здорово сдал со дня последней встречи — мешки под глазами, щеки оплыли, руки трясутся и затравленный взгляд. Пьет, подумал я.
Даша с малышом пошли на горку, мы присели за столик. Он взял мою ладонь в свои влажные руки.
— Это хорошо, что ты позвонил. Я сам давно мечтал об этой встрече, да все никак не решался. Ты любишь меня, сын?
Я кивнул:
— Ты мой отец.
— Пообещай мне, что после моей смерти ты не оставишь заботами своего братика.
— Ты больно рано собрался.
— Ничего не рано — дни мои сочтены. Я знаю.
— Перестань. Ты выдумываешь. Ты как живешь, средств хватает?
— Хватает, не о них речь. Меня отравили.
— Кто?
— Твой дед. О, это страшный человек.
— Выдумываешь. Чем тебя траванули? Зачем? Дед?
— Радиоактивным изотопом — современный яд шпионов.
— Ты у психиатра был?
— Не веришь?
— Не верю.
— Помру, поверишь? Пообещай, что братика не бросишь.
— Обещаю.
По дороге домой Даша спросила:
— Как он?
— Спился.
— Жалко мальчика — хорошенький.
Билли:
— Ты, Создатель, провидец. Именно для космических затей создала Земля сей остров. Готов доклад — подставляй ладони.
Зашелестел бумагой принтер.
Дашу увезли около полуночи. Мы с мамой долго сидели на кухне за чаем, потом разошлись по своим углам. Но не спалось. Снова сползлись. Переживали молча. Говорили тихо и немногословно.
К утру задремал в кресле у телевизора. За открытым окном хлопнула дверь такси, и я проснулся. Пока разлепил глаза, пока привел мысли в порядок, сообразил, где я и почему, послышался голос Надежды Павловны. Не успел из кресла выбраться, в комнату впорхнула мама:
— Вставай, отец-подлец, дочка у нас, Настенька.
Анастасией звали и мою маму.
Позвонил Костылю:
— Доклад готов. Вылетаю.
В этот раз губернатор лично встречал меня в аэропорту. Шел навстречу, распахнув объятия. Но Люба опередила его, выпорхнула из-под руки и бросилась мне на шею. Поцелуй наш затянулся. Костылев ждал-ждал, махнул рукой, повернулся и пошел обратно. Следом свита.
В наш номер принесли протокол дня:
— чтение доклада,
— обсуждение,
— и т. д. и т. п.,
— банкет.
Я наискось размашисто: «Три дня не тревожить».
На этот раз Билли превзошел самого себя. Доклад был полный, конкретный, с массой приложений. Все просчитано до мелочей. Четыре космодрома, все необходимые производства, центры — управления полетами, подготовки космонавтов, научных космических исследований. Все оснащено по последнему слову мировых технологий. Билли остался верен себе — никаких ДВС, весь транспорт на острове электрический. Источники ее (электроэнергии) уже известны — солнце, воздух, вода и… Вот тут-то и таилась изюминка. Отойдя от правил, Билли запланировал атомную станцию в центре Сахалина: все-таки много допусков в стихиях, а их не должно быть там, где царит точная наука. Предложил использовать в качестве топлива не обогащенные урановые руды или синтезированные радиоактивные изотопы, а любой подручный материал — грунт, промотходы и т. п. В приложенной пояснительной записке раскрывались принцип и сама установка, приводящая в неравновесное состояние любое вещество, стимулирующая цепную реакцию ядерного деления. В результате материя полностью переходит в энергию. Это открытие, скажу я вам, на грани фантастики — значение и масштабы перспектив его трудно переоценить.
На исходе третьих суток нашего с Любой марафона позвонил Костыль:
— Гладышев, ты сам-то читал, что написал?
Нет, не читал — избаловал меня Билли своей непогрешимостью.
— Что произошло, Эдуард Петрович?
— Ты бы еще в газете это напечатал.
— Для чего?
— Вот и я говорю — для чего. Ты что неучем прикидываешься, советник? У тебя почти вся глава об АЭС и приложение к ней — строжайшая государственная тайна. Ты где эту идею подсмотрел?
Я не понимал, о чем идет речь, и на всякий случай буркнул:
— В женской бане.
— О! Достойный ответ на неумный вопрос. Когда выходные кончать думаешь?
— Завтра, думаю.
— Жду у себя.
На следующий день в кабинете Сахалинского губернатора.
Он положил передо мною изъятые из доклада страницы:
— Что это?
Но я уже был готов по теме.
— Дарю идею.
Этого Костылев не ожидал. Он зажевал нижнюю губу, размышляя.
— Чревато.
— Другое предложение: отдайте авторство в Центр ядерных исследований, при условии что они переедут на Сахалин или откроют у вас филиал.
— Ты, Гладышев, чокнутый. Но, видимо, на таких и держится наука.
Костыль напросился на прием к Президенту и улетел на следующий день. Люба Собралась к себе на Итуруп. Уговорил ее остаться еще на два дня — там дела, там нам будет не до любви.
