— У меня таких нет! — немедленно встрял Пончо. — Ну же, а нам хоть что-то достанется?
— Вам обоим? — спросила Триш, бросаясь ему на шею.
— Не обязательно, — осклабился Пончо. — В таких делах я мужчина за двоих!
— За двух горилл, наверное, — нашелся Берни. — Поцелуй сперва меня, Триш. По шкале козлоногости я второй с конца. И, коли уж речь о сатирах и фавнах, встречался тебе когда-нибудь хотя бы один пострашнее этого?
— Боже, ну до чего они точная копия собственных папаш! — воскликнула Патрисия. Целуя обоих, она проронила слезу. — Словно и впрямь вернулись добрые старые денечки!
Сравнение не порадовало ни Пончо, ни Берни, хотя оба понимали, что Триш никого не желала обидеть. Просто у парней с трудом укладывалось в голове, что молоденькая, цветущая Патрисия Вайлди родилась едва ли не на заре века и за ней ухлестывали еще их собственные родители.
Все дружно стали менять маскарадные наряды. Далеко опередив остальных, Триш превратилась в голубоглазую платиновую блондинку, скрывающую под изящным париком столь любимую кузеном темно-рыжую гриву.
— К счастью, тебе не придется скрывать все остальные прелести, — отметил Пончо, когда Триш натянула зеленую мини-юбку. — Какие ножки! — Цокнув языком, он поцеловал ее в шейку. — Какое счастье, что ты не унаследовала от Грандрита все эти бицепсы да трицепсы!
— Унаследовала, — возразила девушка. — Не размером, так качеством, как ты и сам это прекрасно знаешь, обезьяна волосатая. Еще раз чмокнешь без спросу, враз напомню.
Берни ухмыльнулся, глядя на Пончо, залившегося краской. Однажды, уже довольно давно, толстяк, приняв спиртного сверх всякой меры, забылся и полез на Триш с самыми недвусмысленными намерениями. Та после очередной размолвки с Доком оказалась не в духе — и увалень весом под девять пудов, пролетев с полкомнаты, впечатался в стену. Это, однако, подействовало на Пончо вдохновляюще — как в мультике про мышонка Игнаца, нещадно молотящего кота Психо кирпичом по башке, а в ответ получающего одно лишь умиленное обожание, — и он двинулся за добавкой. И получил уже как следует.
— Ну, чего глядишь букой? — улыбнулась Триш. — Да люблю я тебя, толстяк, люблю! — И она ласково хлопнула его по спине.
С диким воплем Пончо подскочил чуть не до потолка. Берни от смеха не устоял на ногах. Калибан, как раз проверявший состояние новехоньких протеиновых пластырей у себя на плечах и груди, мягко пожурил кузину:
— Ты уж, сестренка, полегче, когда трогаешь нас.
Часом позже первый из друзей покинул здание. Те, кто мог видеть их входящими, теперь ни за что не признал бы, хотя гориллоподобные черты Пончо и гигантский рост Калибана едва ли всерьез поддавались маскировке. Тем не менее Док изображал согбенного полупаралитика, Пончо выглядел как расплывшийся женоподобный старикан, Берни украшали лихие усы кренделем, длинные бакенбарды и выпученные, как при базедовой болезни, глаза. Патрисия, кроме того, что изменила цвет волос, удлинила себе нос и немного оттопырила уши.
Такая маскировка делала их совершенно неузнаваемыми, но отнюдь не малозаметными, что, впрочем, было неважно, пока ее не раскусили враги. С интервалом в десять минут друзья по одному добрались до вокзала Чаринг-Кросс, где зашли в туалетные комнаты и вернули себе прежний облик. Калибан снова стал американским туристом-мулатом с большой камерой через плечо, Пончо — мрачным сикхом в тюрбане, а Берни, который унаследовал от отца привычку блюсти элегантность и ненавидел переодеваться на ходу, превратился в типичного завсегдатая беговых заведений. Патрисия на сей раз скрылась под личиной мешковато одетой дурнушки средних лет.
Проходя мимо Калибана, она буркнула как бы себе под нос:
— Звонила на квартиру Клио. По-прежнему нет никаких известий.
Док отправился в ближайшее транспортное агентство, где по фальшивым документам на имя Джошуа Кинга и липовым кредитным карточкам арендовал новехонький "кадиллак". Затем, подобрав по пути всех в заранее условленных местах, прикатил в огромный пакгауз. Здесь в просторный багажник огромного автомобиля не мешкая погрузили несколько здоровенных коробок. За проявленную оперативность служащий пакгауза, а им совершенно неслучайно оказался Сарджент, старый знакомец Калибана, был вознагражден щедрыми чаевыми.
Некогда, застукав этого известного всему уголовному миру медвежатника за попыткой вскрыть сейф в лаборатории на крыше Эмпайр Стейт Билдинг, Калибан перевез его в свой санаторий на озере Джордж, где после выяснения имени заказчика взлома подверг обычным перевоспитательным процедурам. После этого пациент не мог бы вскрыть сейф даже в присутствии и по настоятельной просьбе полиции. Пришлось ему устраиваться продавцом систем охранной сигнализации. Все, казалось бы, шло на лад, общество получило нового честного гражданина, но, как частенько бывает, возникли кое-какие побочные эффекты. К старой профессии Сарджент уже не вернулся, но вдруг приобрел новую пагубную наклонность — стал наркоманом. Пытаясь любым способом раздобыть денег на свое дорогое увлечение, бывший коммивояжер очень быстро докатился до скотского состояния.
Когда вести о том дошли до Калибана, он вновь забрал пациента в стационар, где внушением излечил от дурного пристрастия, а затем откомандировал в Англию на должность складского менеджера. Пакгауз принадлежал Калибану, который заразился у бессмертных привычкой вкладывать лишние деньги в недвижимость по всему белу свету. Теперь Сарджент сделался одним из самых доверенных помощников Дока, а главное — о его существовании еще не пронюхал ни один из Девятки.
К тому же Сарджент оказался последним пациентом Дока по части психотронного перевоспитания. Слишком уж огорчительным оказался для Калибана полученный результат — подавив одну преступную наклонность, породить другую немногим лучше. К тому же у пациентов и прежде уже случались осложнения на психической почве, очевидно, из-за конфликтов на уровне подсознания.
Поблагодарив хозяина за щедрость, Сарджент подал ему большой конверт.
— Гиллиган не только пас их до посадки на борт самолета, он также сумел втихаря щелкнуть разок-другой, — сообщил он.
Док вытащил снимки.
— Коббс! И Барбара! — воскликнул Пончо, заглянув через широкое плечо.
Триш тоже с любопытством уставилась на фотографии и присвистнула.
— Неудивительно, что вы называли ее красоткой! Красотка и есть. Я просто сгораю от ревности!
— Она поразительно напоминает тебя, — утешил ее Пончо. — Именно потому и впечатляет так сильно.
— А давеча божился, что ради Барбары готов позабыть всех на свете, даже Триш! — съязвил Берни.
