— Что было делать? — я вновь отчаянно почесался под коленями. — Взялся за ребра жесткости, прижал ногу — вроде держит, не скользит. Наконец дело пошло на лад. Помаленьку спускаюсь по скату. Вот и оконный проем в основании башенки. Что там, в темноте? — дрожащим голосом, громко выдохнул я в лица слушателей.
Ближе других сидевший ко мне матрос от неожиданности отпрянул. Губошлепы все разом вскочили, отступили на шаг. Дуэрни вскрикнула. Даже старик Ин-се, развалившийся в кресле с напоминающей ласточкин хвост спинкой, потерял былую уверенность и подался вперед.
Я понизил голос, начал комкать слова.
— Передо мной — гулкая полутьма. Внизу, под ногами, радующими пятнами, свет. Удивительно, что внутри разделенное снаружи сооружение цельно, едино, заполнено какими-то переходами, металлическими трапами, висящими тросами и канатами. Густо, не пролезть!.. Пространство, заполненное бессмыслицей. Мне надо вниз, а ступить на ближайший трап робею. От страха ноги дрожат, того и гляди оступлюсь и полечу вниз. Что это было? Зачем навеяно? Кто надоумил заглянуть в недра тайны — поди разберись.
Наступило молчание, в тишине особенно звонко прозвучал голос Дуэрни.
— Ты все это видел во время отдыха, знахарь? Как тебе это удалось?
— Не знаю, хозяйка, сам не ведаю. Померещилось, теперь буду обмысливать.
— Это верно, — согласился Ин-се и тут же спокойно добавил. — Все свободны. Ты, Роото, останься.
Все тут же разошлись. Никто не посмел спросить, чем же дело кончилось, рискнул ли я ступить на трап? Повод, на котором томилась Дуэрни, Ин-се передал Огусту, тот увел задумавшуюся девушку в кормовую надстройку. Когда я остался один на один со стариками, Ин-ту, так и не пошевелившийся ни разу за все время рассказа, вдруг шумно сменил позу.
— Ты хочешь сказать, лекарь, — зловеще начал он, — что все это привиделось тебе помимо твоей воли? Помимо приказа старшего по чину?
— Да, величество.
— В это верится с трудом, — заявил Ин-ту. — Признайся, горец, может, эта чушь навеяна тебе некоей незримой силой? Возможно, кто-то будит тебя во время ночного отдыха и рассказывает подобные байки, а затем ты, вдохновленный неясным голоском, начинаешь смущать покой добропорядочных поселян подстрекательскими речами? За это тебя следует отправить в преисподнюю.
— Зачем так строго, — успокоил напарника Ин-се. — Тем более, что в его словах есть зерно истины. Он вполне добросовестно отнесся к заданию и сумел увидеть то, что обладает пользой и смыслом. Ты сам, Роото, понимаешь, что в твоем рассказе польза, а где смысл?
— Нет, Ин-се.
— Примем твои слова на веру. Итак, — теперь он обратился к Ин-ту, — наш общий друг предлагает нам предъявить ковчег населению в иной, чем мы предполагали, форме. Совсем необязательно спускать с небес священный сосуд матерьяльно, в ореоле славы. Достаточно, чтобы по всем материками были расставлены подобные, разрезанные пополам, но цельные внутри, здания, где следует развесить изображения ковчега-победителя. Тогда каждый желающий будет иметь возможность лично, в любое время лицезреть священный образ, поклониться ему, доложить о своем житье-бытье. Это совсем неплохая мысль, дружище.
— И таким образом проникнуть в святая святых, в разум каждого поселянина и овладеть его помыслами? — спросил Ин-се. — Не слишком ли хитро задумано? Хотя… — он поиграл седыми бровями, — одно другое не исключает. Явление ковчега в сиянии славы, в окружении сонма славных, призывы, мольбы, бухание на колени, а потом уже священные здания и изображения в них. В этом случаем мы замкнем систему. Знахарь, как по твоему мнению следует назвать подобные сооружения?
Я ответил не задумываясь.
— Храм, — и тут же спохватился, принялся горячо доказывать. — Только ковчегу, как делу рук человеческих не следует ставить храмы. Это бесполезно.
— Во-от, — удовлетворенно кивнул Ин-се, — вот он, момент истины. Ковчегу нельзя, потому что он изготовлен нашими собственными руками, не так ли?..
Оба старца как-то разом продемонстрировали мне свои худенькие, слабенькие лапки с обточившимися, заметно пожелтевшими коготочками. Далее они заговорили в один голос — ладно так заговорили, с легкими усмешками, одновременным покачиванием голов и ироничным почесыванием под мышками.
— Ковчег рукотворен, в этом все дело, верно? Чем, в конце концов, он отличается от долбленной лодки, клочка ткани, утюга?.. Этому учил тебя таинственный голос? Поклониться следует неведомой всемогущей силе, сотворившей весь этот круг, — они разом развели, кто левую, кто правую, руки, как бы обнимая небосвод, океанскую гладь и теряющиеся в сумерках очертания Дираха. — Все мироздание… Это мы уже слышали, Роото. Мы уже прошли через это, а твоя незримая, вездесущая сила, по-видимому, до сих пор не оставила своих попыток согнуть всех хордов в бараний рог. Не выйдет! Так и передай смущающему тебя во время отдыха. Долгими лишениями, напряжением всех сил, перестройкой сознания, бедностью и нищетой, смертями миллионов птенчиков мы выстрадали ковчег.
Они разом встали и торжественно заявили.
— Он — наше спасение и наша защита. Сим победиши!
Что-то надо было делать!
Немедленно!!
Любым способом спасать положение.
Попечитель помалкивал — видно, все еще продолжал зачищать территории где-нибудь в нескольких сотнях световых лет отсюда. Наш Пилат как всегда умыл руки.
Эти старцы все знали, обо всем ведали? Пусть искаженно, пусть понаслышке, из непроверенных, сохранившихся от архонтов документов, из неправильно понятых перехваченных сообщений, но того, что им известно, было вполне достаточно, чтобы отправить меня в преисподнюю. Мне очень туда не хотелось, пусть даже я не знал, что это такое. По-видимому, там жарко, даже слишком.
Насколько там жарко, я даже вообразить не мог.
Вопрос вопросов заключался в том, знают ли они главное? Долетела ли до них весть о гибели богов? О нарождении нового миропорядка, основанного на невмешательстве во внутренние дела других миров, на уважении прав разумных существ, на безусловной и абсолютной ценности всякой разумной особи. В этот момент меня огорошила простенькая мыслишка — почему я уверен, что именно эти принципы попечитель призвал меня оберегать?
Я оцепенел. Потом уже, словно просыпаясь, осознал, что с точки зрения губошлепов, истинные мотивы попечителя не имеют никакого значения. Пусть даже им известно, что боги сгинули, но ведь кто-то из всемогущих, слепивших расу биоробов, мог выжить. У них вполне могли оказаться наследники! Вдруг наследникам придет на ум продолжить эксперимент? Что, если они вновь попытаются овладеть умами и телами хордов, впрячь их в ненужную, тяжкую, подневольную работу. Верхушка расы — все эти огрызки каст воинов-стражей, менеджеров, организаторов, «технарей-провидцев», ученых, вояк и путешествующих, вожаков и программистов, — могли решить, что их обитель вполне могла показаться наследникам архонтов самым удобным уголком для возрождения былой мощи. Я был уверен, у наследников помимо отключения снов и прочей генной дребедени были и другие средства для приведения поселян к покорности, однако губошлепы уже не те. Среди них достаточно поселян, которые нашли в сердце смелость бежать за реку. В подавляющем своем большинстве они будут защищаться.
